– А разве не так?
Де Кок, прищурив глаз, назидательно произнес:
– «Сейл Амстердам» – великолепное зрелище. Я, коренной житель Урка, очень люблю эти… старые калоши, как ты их называешь. Мой дед рыбачил на замечательном паруснике, что когда-то ходил по Зейдерзее. В те времена еще не изобрели этих рычащих вонючих моторов, а плавали под парусами, обращаясь с молитвой к Богу и к попутному ветру. Уж на сей раз я постараюсь насладиться этим праздником на реке, ведь во время последних соревнований мне почти ничего не удалось увидеть: мы с утра до ночи раскручивали тогда дело о наследстве психиатра, Помнишь? На этот раз я своего не упущу. Так что комиссару придется поискать кого-нибудь другого для бригады по борьбе с карманниками.
– Вы что же, возьмете отпуск? Де Кок решительно кивнул.
– Вот именно! Доставлю себе удовольствие, повидаюсь со старыми друзьями: с «Америго Веспуччи» из Италии, с датчанином «Георгом Стеже» и немцем «Георгом Фоком»! – На его губах заиграла мечтательная улыбка. – Парусная регата – это такая красота… это живое напоминание о прошлом… о временах неподдельной романтики… об эпохе шанти…
Фледдер удивленно вскинул брови.
– А это еще что такое?
Де Кок только развел руками.
– Это такие морские песни. Во время тяжелой и однообразной работы на парусных судах моряки обычно пели шанти… замечательные свои песни… – с жаром объяснял инспектор.
– Я чувствую, морская романтика у вас в крови! Де Кок расхохотался.
– Да уж! Что есть, то есть!
В дверь постучали, оба одновременно повернулись, и Фледдер крикнул:
– Войдите!
Дверь медленно отворилась. На пороге стоял высокий худощавый молодой человек лет двадцати с небольшим. У него было нервное узкое бледное лицо со срезанным подбородком. Одет он был в темно- коричневый пиджак из грубой ткани с кожаными заплатами на локтях и светло-серые брюки с почти исчезнувшей складкой. Из-за коротких рукавов руки юноши казались слишком длинными. Движения у него были замедленные, на губах дрожала застенчивая улыбка. Не дойдя двух метров до стола инспектора, юноша остановился и поднял глаза на Де Кока, потом перевел взгляд на Фледдера и снова уставился на инспектора.
– Она исчезла! – высокий голос его дрожал и в нем слышались какие-то виноватые нотки.
– Она исчезла… – снова повторил странный посетитель.
Де Кок внимательно рассматривал юношу. Он отметил открытый простодушный взгляд серых глаз, низкий лоб и взъерошенные каштановые волосы. Юноша казался таким потерянным и беспомощным, что у старого сыщика невольно дрогнуло сердце. Он сделал ему знак подойти и указал на стул рядом со своим столом.
– Кто исчез? – участливо спросил Де Кок.
– Розочка…
– Розочка? – удивленно переспросил инспектор. Молодой человек кивнул.
– Да. Я ее так называю. Вообще-то ее зовут Розалинда… Розалинда ван Эвертсоорд. Она из дворян. – И почему-то смутившись, странный юноша добавил: – Из обедневших дворян…
– А вы сами кто?
Молодой человек мгновенно вскочил со стула и неловко поклонился.
– Да, извините. Это очень неучтиво с моей стороны, – извиняющимся тоном произнес он. – Я должен был вам сразу представиться. Я Недервауд… Рихард Недервауд. – Он снова присел на стул и исподлобья взглянул на инспектора. – А вы, насколько я понимаю, инспектор Де Кок?
Седой сыщик кивнул.
– Де Кок! – отчетливо и громко повторил он. Молодой человек мягко улыбнулся.
– Меня уверяли, что именно так вы и отреагируете на мое появление.
Лицо инспектора слегка порозовело.
– Кто уверял?
– Мои друзья. Это они посоветовали мне обратиться к вам.
– По поводу исчезновения Розочки?
– Ну да. Сначала я обратился в полицейское управление на Лодовейк ван Досселстраат. Но там даже не соизволили меня выслушать… я имею в виду: не дали все рассказать по порядку.
– А почему вы направились на Лодовейк ван Досселстраат?
Рихард Недервауд сделал неопределенный жест.
– Но ведь именно им положено заниматься этим делом!
– Почему?
– Да случилось-то все в больнице Южного Креста, мне сказали, что этот район относится к управлению на Лодовейк ван Досселстраат.
Де Кок почесал щеку.
