Свадьба

– Да ладно тебе, Колька! Ты чего? Давно ли от хозяина откинулся?

– Нехорошо, ребята, – вступил бугристоголовый. – Свадьба, а вы на жениха.

– Это, дядя Степан, наше дело, – вдруг сухо сказал свидетель.

– Нельзя, нельзя так, – увещевающе сказал бугристоголовый. – Дело молодое, понятно… Ну, погорячился парень – бить-то зачем?

– Бить его никто и не собирается, – пьяно сказал щекастый. Он стоял рядом с девицей в короткой юбке (в полусвете казалось – без юбки) и тискал ее за плечо. – Калечить не будем, а поучить надо.

– Ну, поучить… – нетвердо сказал бугристоголовый.

– Вы смотрите там, – буркнул носатый.

– Отдыхай, дядя Вить, – добродушно сказал свидетель.

Тощий высокий парень со светлыми волосами до плеч вышел из круга и взял со скамейки бутылку.

– Ну что, мужики, примете по сто грамм?

– Это можно, – сказал носатый.

Тускло звякнуло стекло о стекло, отрывисто булькнуло – наверное, секундно перевернули над стаканом бутылку. Носатый выпил и захрустел чем-то невидимым. За ним налили бугристоголовому. Я посмотрел на часы, подсветив сигаретой. Четверть одиннадцатого. Вне освещенного круга было черно, как в ночном лесу: многие окна уже погасли – видимо, по еще не изжитой деревенской привычке здесь рано ложились спать. Во мне вдруг опять поднялось раздражение против Тузова. Долго искал жену, идиот… Сволочь, а не идиот! Самовлюбленный, инфантильный, истекающий похотью тип, думающий только о своем удовольствии. На стариков родителей, отдавших ему всю жизнь, – наплевать! Наплевать, что мать из-за этой женитьбы превратилась в старуху, что отца, в его возрасте, может в любую минуту хватить инфаркт, – хочу проститутку, и все! хочу с ней спать, а вы хоть подохните! А если чем не угодит – об аборте, видите ли, не предупредила, – хочу в морду ей дать! Да хоть бы она каждый месяц аборты делала: кто тебе дал право руку на нее поднимать? А я хочу! Ах, хочешь – ну так получи… любишь кататься, люби и саночки возить. На друзей и их девушек, ногтя которых не стоят все эти шлюхи во главе со шлюхой женой, – тоже плевать! Не хочу оставаться здесь ночевать, спасайте меня! сломают вам челюсть, пробьют голову – наплевать! главное – я! С-скотина… В таком настроении, не дожидаясь окончания (ясно было, что бесполезной) миссии мужиков, – я раздавил сигарету, закрыл окно и вернулся в квартиру. Дверь была заперта, и я позвонил. Открыла мне мать невесты.

– Бесполезно, – зло сказал я, глядя в ее косоглазое, раздражающе легкомысленное – а скорее, вовсе безмысленное – лицо. Судя по его выражению, мать невесты уже забыла – во всяком случае, совершенно не думала – о том, что в ее доме произошло. – Ваши друзья пьют водку с… «этой сволочью», – чуть не сказал я, – …с этой компанией. Ничего они не сделали и сделать не могут. «Вообще – какого черта?!! – вдруг в мыслях взорвался я. – Здесь есть советская власть?!» Я вызываю милицию, – решительно сказал я. – Где у вас телефон?

– Милицию?… – изумилась мать невесты: оба глаза ее потеряли мое лицо, поползли в разные стороны, – изумилась безмерно – так, что я сам подобной ее реакции изумился. – Ми-ли-цию?…

– Да, милицию, – вызывающе – и недоумевающе – сказал я. – А что? Милиции деньги за это платят. Или дайте мне автомат, – я почувствовал, что начинаю выходить из себя. – У вас есть автомат?! Без автомата мне с этой сворой не справиться.

– Зачем же милицию? – почему-то шепотом воскликнула мать невесты. – При чем тут… милиция?

– Как при чем?! Вы что, хотите, чтобы вашего зятя превратили в кусок мяса?

– Да вы чего, какой кусок?! Да они постоят, пошумят и разойдутся. Я ж их всех знаю вот с таких! – Мать невесты показала рукой высоту до колена. – Что они могут сделать?

– Не знаю, что они могут сделать, но один из них недавно из зоны пришел, – зло сказал я, вспомнив слова носатого. – Что, метил кому-то в лоб, а попал по лбу?

– Это Мишка, что ли?

– Ах, еще и Мишка? Нет, это Колька. Щекастый такой.

– Колька-то? Ну, отсидел по хулиганке, за драку, так. сейчас поумнел… Какая милиция, вы чего? Не надо никакой милиции. Еще милиции здесь не хватало… на свадьбе-то!

Я поджал губы и опустил глаза – остывая во вновь подступившем холоде безнадежности… Я был на чужой планете. Я вдруг вспомнил, что в народе ненавидят, в лучшем случае просто не любят милицию (да и сам я, после нескольких эпизодов своей студенческой юности, ее недолюбливал) и обращаются к ней только в самом последнем случае. Сегодня ты проломил мне голову, завтра я тебе, – сами разберемся. Что бы ни случилось (кроме совсем уже тяжких увечий, убийства и кражи: имущество – это святое), мы все свои, а участковый – чужой. Среди парней же и молодых мужиков обращаться в милицию, выражаясь блатным языком, вообще заподло. Я помнил, как в соседнем с моим институтом кафе кукуевские избили покровского парня – изрубили, как говорили в пивной, бутылками с отбитыми донцами, – парень месяц лежал в больнице… Милиция? Никакой милиции: кукуевские пришли, извинились и поставили покровским ящик портвейна. Я не знаю, отчего это так – не среди молодых, где игра самолюбий, а в целом народе; может быть, оттого, что огромная часть нашего населения прошла и проходит через тюрьму – и практически в каждой семье есть близкий ли, дальний ли родственник, который сидел – и который знает и помнит (забыть такое нельзя), что такое милиция во время следствия и внутренние войска в лагерях… Вызывать милицию из-за того, что молодежи захотелось почесать кулаки?! Да! – независимо от всего этого, и может быть главное, вспомнил я (в который раз уже забывал): мать невесты не знает, что Тузов собрался бежать, и во всяком случае полагает его в безопасности… Действительно: если он сидит дома – зачем вызывать милицию?!

«…» – сказал я про себя. Вслух я устало сказал:

– Ладно.

– А где Леша? – спросила, видимо успокоившись (непривычно было видеть на ее по-обезьяньи подвижном лице огромное, расслабившее его облегчение), мать невесты. – Пора бы уж помириться.

– Леша в ванной, – внушительно, с расстановкой сказал я. – Со своим другом. Пока его трогать не