Я старался поддерживать стихийно возникшую дисциплину повторяющимися с периодичностью телевизионной рекламы фразами об огромном числе обитающих здесь ядовитых змей. Мне в этом деле помогли и греющаяся на камне крупная и чрезвычайно опасная (правда не для человека, а только для ящериц, но я студентам этого не сказал) медянка, да еще веретеница, неуклюже переползавшая через лесную тропинку. А я решил, что раскрою секрет неядовитых рептилий завтра, а то эти горе-зоологи до конца своих дней будут шарахаться от этих безобидных тварей.
Для того, чтобы как-то отвлечь студентов от гадюк и познакомить с трудностями полевых исследований, я повел их к ближайшему соснячку. Там располагалась колония цапель.
Колония была видна издали. Над ней планерами кружились цапли. То, что колония обитаема, и в каждом гнезде сидит по несколько птенцов с хорошим пищеварением, теперь можно было определить и по запаху. Задохнувшиеся студенты, замедлили ход. А я вообще остановился. Но лишь для того, чтобы надеть ветровку, несмотря на то, что день был жарким. Я знал, что ветровка не помешает.
В колонии со всех деревьев, словно редкий дождь, падал помет. А некоторые, особо впечатлительные птенцы, завидев экскурсантов, срыгивали все то, что им недавно принесли родители. Для биологов — это настоящий подарок. Ведь таким образом можно изучить, чем питаются птицы, обитающие в этой колонии, и где они ловят свою добычу.
Такими научными изысканиями я заставил заниматься студентов. Но не больше получаса — нельзя же оставлять на длительное время голодными птенцов.
Когда мы покинули благоухающий несвежей рыбой сосняк, я посмотрел на моих подопечных и ничуть не пожалел, что в моем рюкзаке очень кстати оказалась капроновая ветровка, которую можно было быстро и легко выстирать.
Итак, первая экскурсия была завершена. Группа мне начинала нравиться, и я решил, что хорошо бы их свозить к водопаду, — к местной достопримечательности.
Но чтобы добраться туда, нужна была машина. Гена уже несколько раз сетовал на перебои с бензином, отчего я сделал вывод, что попасть на водопад нам будет трудно. Я поделился своими горестями со студентами (рядом со мной почему-то всегда оказывалась Лиза). Студентка встрепенулась:
— А что, это место действительно красиво?
— Очень.
— И водопад там есть?
— Есть.
— А кроме Гены, кто еще нас может отвезти?
— Ну, другие работники заповедника.
— А Коля может?
— Наверное, и он может, — ответил я, насторожившись, что всего за один день общения Николай уже превратился в Колю.
— Понятно. Я тогда попробую с ним договориться.
Судя по всему, Лиза просто влюбилась в соколов. Кроме того, ее настолько пленил Николай, что она, в то время как весь народ, утомленный переездом, работой на прополке заповедных лугов и первой экскурсией, расползся по палаткам, отправилась к своему кумиру.
Я видел, как Лиза, проходя через двор, нагнулась, что-то подняла с земли и, постучавшись, открыла дверь жилища соколятника.
Честно говоря, я не верил в Лизино предприятие. Хотя, конечно, отказать такой девушке, как Лиза, было чрезвычайно трудно, но бензиновый голод, наверняка, сделает Николая неуступчивым. Поэтому я забыл о Лизе и ее желаниях и стал думать о завтрашней экскурсии на озеро.
Мои размышления были прерваны через пять минут. Дверь квартиры Николая распахнулась, оттуда выскочил очень взволнованный соколятник и опрометью бросился бежать. Затем на пороге показалась Лиза. Губы у нее были презрительно поджаты. Она постояла, посмотрела вслед Николаю и не торопясь направилась к нашему палаточному лагерю, недоуменно пожимая плечами.
— Странный он какой-то, этот ваш Коля, — бросила она, проходя мимо меня.
Тем временем Николай появился снова. Он был уже не один, а с тремя работниками заповедника. Они быстро погрузились в машину и уехали. Я начал догадываться, что причиной столь спешного отъезда был визит моей студентки.
— Лиза — позвал я ее.
— Да, Владимир Григорьевич, — послышался голос из ее палатки.
— Можно к тебе?
— Конечно, заходите, — томно ответила студентка.
В Лизиной палатке, как, впрочем, во всяком девичьем жилище, висели тонкие ароматы косметики. Лиза, все так же поджав губки, рассматривала себя в зеркало.
— Лиза, — строго сказал я. — Ты о чем говорила с Николаем? Что это он так забегал? Чем ты его обидела?
— Ну что вы, Владимир Григорьевич, как я могу обидеть человека, который хочет сделать мне одолжение.
— Ты хоть успела его попросить, чтобы он нас довез до водопада?
— Да нет. Мы с ним только начали разговаривать, как он вскочил и убежал.
— Так сразу и убежал?
— Ну не сразу. Не могу же я вот так, с порога, сказать ему, что, мол, надо завтра группу студентов везти на водопад. Тут дело тонкое, психологическое. Вам, Владимир Григорьевич, этого не понять. Сначала надо человека о чем-нибудь расспросить, о том, что он хорошо знает, чем увлечен. Улавливаете?
Я сказал, что улавливаю.
— Вот я и спросила, чье это перышко, — продолжала Лиза. — У меня их два было. Одно он у меня выхватил, а другое я на всякий случай в карман сунула. — И Лиза протянула мне перо.
— Балобан, молодая птица, — сказал я. — Этих перьев у вольер сколько угодно валяется.
— Правильно, — похвалила преподавателя студентка. — Я там их и взяла. И Николай сразу определил, чье это перо. Только мне, для начала разговора, нужна была интрига. Вот я и сказала ему, что мы это перышко сегодня на экскурсии нашли. Ну, там, где змею поймали. И что определить, чье это перышко, вы так и не сумели.
— Все ясно, — сказал я. — Ты, Лиза, оказала мне большую услугу, продемонстрировав всему заповеднику, что я никудышный орнитолог. Но ради Бога, не говори им, что ты это перышко нашла здесь. А то они тебя убьют. И даже твои прекрасные глаза и все остальное тебя не спасут.
— Почему? — удивилась Лиза. — Перышко — это ведь просто так, повод для разговора.
— Да нет, не просто так. Балобан в области вот уже почти что пятьдесят лет как не гнездится. Вот ребята и прочесывают сейчас весь лес — по твоей наводке ищут гнездо. Так что смотри, теперь не меняй легенду, стой на своем. А я тебя не выдам.
Усталые и разочарованные соколятники вернулись только к вечеру
