выстрелов, то от раскатов грома, воя пикирующего бомбардировщика, сирены пожарной тревоги, звона секир, на которых он, Постма, фехтовал с теткой из Синих Липяг, и, наконец, от того, что на ногу ему упал толстый том либретто.
Действия на сей раз не было, зато на занавес проецировалась надпись: «Седьмой акт. Зрители читают либретто, потому что поставить этот акт на сцене в том виде, в каком он написан автором, невозможно по причинам морального, технического и финансового порядка, а также в силу общей невразумительности».
Постма пролистал либретто, но загадочного седьмого акта не нашел: страницы, где он должен был быть, общим числом 115, оказались выдраны с корнем. Последний раз Постма проснулся в зале перед самым концом. Постма на сцене стоял голый и синий под душем и, неумело прикрываясь рукой, размышлял о своем предстоящем изобретении. Деверь смотрел на него и пил кофе. Внезапно Постма (на сцене) закричал: «Эврика! Крандапея!» — и провалился в люк. Неизвестно чей деверь спокойно допил кофе, заглянул в люк, выругался, сплюнул и сказал: «Конец!»
Упал занавес.
Постма в ярости побежал искать администратора. Долго бегать ему не пришлось. Администратор сидел в буфете с усатой женщиной и ел бутерброды с синтетической зернистой икрой.
— Послушайте, это же Бог знает что такое! — вскричал Постма.
Сидевшие за столом переглянулись: таких сильных выражений в устах приблудян они еще не слышали.
— Верно, — пробасила усатая женщина, которая оказалась и не женщиной вовсе, а пожилым трагиком. — Вы же и виноваты. Написали ахинею, мы теперь расхлебывай.
— Хоть объяснили бы, что такое «Крандапея»! — рыдал Постма.
— Вот именно это мы давно хотели
— Стойте, стойте, — бормотал Постма. — А крандапея? Не может быть, чтобы без крандапеи. А подарки обещанные?
— Ах да! Разве что подарки… — Администратор задумался. — Что бы вам такое подарить? Чтобы на всю жизнь запомнили… — Он переглянулся с усатым женщиной, и та еле заметно кивнул головой. — Вот что. Забирайте-ка вы этот театр. Нам он не нужен, у нас в Бурляндске другой есть, почище этого. А вам, может статься, пригодится. Берите, берите, не бойтесь. Вы же хотели подарок.
— Вы, что ли, с ума сошли? — Постма подумал, что над ним шутят, и попытался улыбнуться. Однако улыбка не получилась, так… тик один. И фиолетовый пот на висках.
— Берите, берите. И прощайте. — Администратор тоже улыбнулся, но очень хитро — одними щеками. — Пошли, ребята.
И труппа исчезла.
А Постма остался в своем собственном театре и решительно не знал, что же с ним теперь делать.
Ничего не придумав, он погасил в театре свет, запер его на огромный висячий замок и отправился домой.
О том, что было дома у Постмы, когда он вернулся туда после представления в четвертом часу утра, лучше умолчать. Заметим только, что после хитроумно заданного вопроса о пионере из соседней квартиры Постма едва не получил по голове спектрометром, лишился теплого жениного бока и лег спать на полу в прихожей, положив под голову сборник «Земля и Сфера», выпуск третий, самый толстый из всех.
А утром он получил повестку. Комиссия по моральной ориентации ЦЕТИ приглашала его явиться в десять ноль-ноль на предмет выяснения обстоятельств. Невыспавшийся и потому мрачный Постма по вызову прибыл, захватив с собой на всякий случай удостоверение о том, что он родился на борту космического корабля «Сфера», свидетельство о браке, справку о временной нетрудоспособности и пятилетней давности вырезку из местной газеты. Вырезка представляла собой заметку, набранную петитом. Там сообщалось об устном журнале в Доме чтения, и в числе собравшихся был назван приблудянин Постма, который четыре часа подряд читал руководства по эксплуатации детских игрушек и ни разу не сбился, чем немало всех удивил.
Комиссия о газетной заметке знала.
За большим столом сидели четверо мужчин в тяжелых синих пиджаках и неопределенного возраста пенсионерка в вязаном комбинезоне.
— Постма? — спросил первый мужчина.
— Он самый, — отвечал Постма. — Читатель и изобретатель Постма.
— Это нам известно, — ни к селу ни к городу вставила пенсионерка.
— А скажи нам, Постма, — сурово начал второй мужчина, — каким образом ты вдруг завладел домом номер пять по Духанному переулку?
— Это не просто здание, это театр, — застеснялся Постма. — Я его в подарок получил.
— Ой, не смешите меня, — захихикала пенсионерка. — В подарок, скажет тоже. Здание агромадное — и вдруг в подарок?
Третий мужчина строго посмотрел на нее и в свою очередь обратился к Постме:
— А пьесу свою ты в подарок кому написал? А? Нам, что ли? Мы ее пока еще не смотрели, но есть сигнал: плохая она.
— Что плохая — это точно. — У Постмы перехватило дыхание. — Знаете, бывает… И потом, это не я ее…
— Как «не я»? Как это «не я»? — загневался первый мужчина, по галстуку видно — председатель. — Мы, что ли? Пьеса — «не он», видите ли. Раз. Здание — в подарок, видите ли. Два. А ведь в этом «театре», как ты говоришь, Постма, что-нибудь полезное можно было завести. Овощехранилище, например, или, скажем, контору. Не говоря уже о вечерних курсах сверхскоростного чтения. Это три. И, наконец, Прибор твой где, Постма? Это будет четыре.
— К-к-какой прибор? — заболел нутром Постма. — Ничего не знаю, ничего не слышал. Вот самопрыгающие пепельницы — это по моей части. Могу вам всем предложить по одному экземпляру. Прекрасное средство для ликвидации вредной привычки. Вы хотите стряхнуть пепел, а она, пепельница то есть, самопроизвольно прыгает в непредсказуемом направлении. Пепел стряхнуть некуда, и вам воленс- ноленс приходится бросить курить.
— Мы не курим, Постма, — ехидно заерзала пенсионерка. — Как только такое предположение могло в твою синюю башку залезть, а? Мы ведь все-таки почетная, уважаемая комиссия, не первый год уже занимаемся Контактом, выясняем различные обстоятельства. В общем, вот тебе наш сказ: чтобы через сутки Прибор был готов. Тот самый, Великий, чтобы все ахнули. И на Сферу не смей летать! Все должно быть по закону: если вы какую-нибудь технологию от нас скрыли, суд должен решать, что с вами делать, а чтобы кто-то самовольно с этого пенки снимал — не позволим! Впрочем, тебе все равно не успеть индивидуальную ракету построить. Кишка тонка! И еще — насчет «Крандапеи» подумай. Что за дурацкое название для пьесы? Нет чтобы как-нибудь красиво назвать: «Трудовые успехи», или там «Навстречу окончанию сезона», или совсем просто: «Изобретение будет изобретено в срок».
— Ну иди, Постма, — прервал председатель пенсионерку. — Завтра придем на Духанный, пять. Проверим твой подарочный «театр», а заодно и Великий Прибор.
Постма пришел из Комиссии домой и лег досыпать. Только спалось ему опять плохо. Все снилась щербатая Крандапея, гонялась она за Постмой по всем параллелям и меридианам родной Сферы, размахивала секирами, а тетка из Дмитряшевки нагло лузгала семечки на экваторе и подстрекала комиссию, которая разъезжала по Главной Оси на Великом Приборе и ахала, дабы та отвезла пьесу на Землю, в Москву, и показала ее в Большом театре, чем и ославила бы Постму елико возможно. Тут же на Магнитке носилась жена Анюта, призывала снести театр в Духанном переулке и разбить там сквер имени ее
