– Понятно, – кивнул Хват. Поморщившись, шагнул к выходу. И тут же вернулся назад. – С кем из моих он, – Хват кивнул на дверь, – разговаривал?
– С сыном.
– А до него? Из моих? Вспомни, Зинуля, – я умею быть благодарным.
– Если я скажу об этом Якову Юрьевичу, – улыбнулась Зина, – то он тоже будет очень благодарен.
– Стерва, – прошипел Хват и быстро вышел.
– Так, – остановившись у выхода, нервно подумал он. – За своего придурка сынулю Гобин может сделать мне веселую жизнь. У него есть бабки, а с ними сейчас любого в порошок стереть можно. Надо к этой сучке зайти. К Роману сейчас нырять бесполезно. Эта стерва Розочка вместо сторожевой собаки. Хорошо еще, она ничего не знает, а то бы меня прямо в Туле завалили. Ведь сам Гобин только понты корявые ломает. Все, что у него есть, принадлежит Розке. С ней надо быть поосторожнее. А если Розка знает? – Он нервно оглянулся на дверь. – Вот тварина. Завела меня, и до свидания, – зло вспомнил он Валентину. – Ну, меня и заклинило, – словно оправдываясь, буркнул он. – Парней я, конечно, зря позвал, да еще этого Ромку. – Хват быстро пошел к своей машине. – Домой, – резко бросил он.
– Не знаю я никого, – говорила Валентина. – Не знаю.
– Но, Валентина Андреевна, – вздохнул Себостьянов, – ведь не могли вы не запомнить хоть одного. Поймите, ваши показания очень важны. Вы подверглись унижению, я понимаю. – Он смущенно опустил голову. – Но постарайтесь понять и вы: если мы не задержим насильников, могут пострадать еще женщины. Им попадется молоденькая девочка – они поступят с ней так же. Да в конце концов, – не выдержав, он повысил голос, – неужели вам просто не хочется отомстить?!
Всхлипнув, Валентина отвернулась и уткнулась в подушку.
– Извините, – пробормотал Себостьянов. – Я не знаю, как и что говорить.
Вы подонков покрываете, – вздохнул он. – Может, я не так говорю, но поймите: всякое зло, а тем более такое, должно наказываться.
– Не помню я их! – воскликнула Валентина. – Нечего мне вам сказать!
Себостьянов, поднявшись, некоторое время молча смотрел на нее. Затем шагнул к выходу из палаты. Дверь открылась. Себостьянов увидел входившую в палату Либертович. Она бросила быстрый взгляд на отвернувшуюся к стене Резкову.
– Здравствуйте, Раиса Борисовна, – поздоровался Василий.
– Добрый день, – кивнула она. – Вы пытаетесь затянуть нам курс лечения?
– немного нервно спросила она.
– Разумеется, нет. Я выполняю свою работу. Поэтому…
– Я запрещаю вам, – строго проговорила Либертович, – разговаривать с больной в отсутствие врача.
– Ну что же, – вздохнул Себостьянов, – я сообщу об этом начальству. А сейчас извините. До свидания.
Когда он вышел, Либертович некоторое время смотрела ему вслед. Затем резко обернулась и осторожно закрыла дверь. Шагнула к кровати, схватила Валентину за плечо и повернула на спину. Женщина плакала.
– Что ты ему сказала? – сердито спросила Либертович.
– Ничего. Оставь меня в покое, – Натянув легкое одеяло до глаз, заплакала.
– Смотри, – резко проговорила Раиса Борисовна, – если что-то сказала…
– Она быстро вышла.
– Господи, – всхлипнула Валентина, – почему так? За что меня? – Она рывком перевернулась на живот и зарыдала.
– Кто лечащий врач Резковой? – спросил Себостьянов у уже знакомой ему веснушчатой медсестры.
– Раиса Борисовна, – не глядя на него, ответила девушка. Он хотел сказать еще что-то, но, краем глаза увидев, как открывается дверь палаты Резковой, рванулся и успел забежать за угол лестничной площадки, прежде чем Либертович смогла его увидеть. Медсестра проводила его благодарным взглядом.
'Что-то ты, Раиса Борисовна, мудришь, – спускаясь по лестнице, думал Василий. Наверное, тебе кто-то заплатил за «покой» больной. Конечно, отдельная комфортабельная палата, дорогие лекарства, все на высшем уровне. А главное – разобраться по-настоящему не дают. Сверху на расследовании особо не настаивают.
Но почему молчит Резкова? – уже не в первый раз спросил себя Василий. – Подкупили? Не похожа она на тех, кого можно купить. Запугали?' Вздохнул и стал быстро спускаться по лестнице.
– Он вышел, – сказал в переговорное устройство сидевший у окна мужчина в камуфляже. На правом рукаве у него была какая-то эмблема, а на груди справа – маленькая пластинка с посеребренными буквами «Охрана клиники».
– Значит, мусорок настырный попался, – положив телефонную трубку, усмехнулся Русый. – Видать, не терпится ему медаль посмертно заработать. Или сейчас за просто так посмертно не дают? – спросил он себя и захохотал. Тут же прекратил смеяться, зло блеснул глазами. – Лады, мусорок. Сделаю я тебя героем.
– Как он? – войдя в прихожую, спросил Гобин невысокую худую женщину в длинном халате.
– Сидит в своей комнате, – тихо ответила она, – и не выходит. Ему даже кушать туда носят.
– Он тебе что-нибудь говорил?
Женщина молча покачала головой и, всхлипнув, тихо заплакала.
