Мария Анатольевна зрительно уменьшалась еще больше, совсем терялась.
Он вопросительно кивнул на меня.
– Это… это, – вдруг растерялась жена, не зная, как меня представить, – эта девушка нянечка из Тимошиной группы.
– Алина, – пискнула я.
Федор Игнатьевич подавлял не только размерами, но и какой-то внутренней силой.
– Федор Игнатьевич, – важно представился отец семейства, – по какому поводу пожаловали? Тим что-то натворил?
– Нет, нет, все нормально, – замотала я головой, робея еще больше. Перед этим человеком хотелось вытянуться в струнку и рапортовать по-военному.
– В чем же дело? – Хозяин присел на другом стул, и жена тут же засуетилась, наливая чай и ему.
– Понимаете… – начала я и замялась. Все оказывалось еще труднее, чем я могла себе предположить.
Тимошка бочком протиснулся в кухню и, обняв маму за ноги, спрятался за ней.
– Катерина! – вдруг зычно рявкнул отец. Я вздрогнула с непривычки.
В кухню тенью просочилась девочка-подросток. На вид – лет двенадцать-тринадцать.
– Да, папа, – проговорила она.
– Уведи Тимофея. А ты, сын, запомни: когда разговаривают взрослые, детям рядом делать нечего, ясно?
Тимоша молча кивнул, а сестренка подцепила его за руку и увела в комнату. Мать наконец закончила разливать чай и так же молча, забыв о готовке, уселась за стол. Теперь они оба смотрели на меня выжидательно.
– Продолжайте, – приказал отец.
– Я хочу поговорить с вами. Это очень важно.
– Полагаю. Иначе вы бы не посетили нас в столь поздний час, – пригладил Федор Игнатьевич усы.
Мне стало неловко. Я и не подумала, что восемь часов вечера может быть для кого-то поздним часом. Как неприятно вышло…
– Разговор пойдет о Тиме.
– Логично.
– Хочу сразу отметить, что у мальчика очень большой талант к рисованию. Он в этой области далеко пойдет.
Федор Игнатьевич покраснел и сжал зубы.
– Я хотела бы предложить вам развивать а нем этот талант, заниматься, отдать ребенка в художественную школу и всячески способствовать…
Хозяин с силой ударил кулаком по столу! Я от неожиданности едва не подскочила. Чай выплеснулся из чашек. Мария Анатольевна, не проронив пи слова, схватила тряпку и проворно вытерла лужицы.
– Ни в коем случае! – рявкнул Федор Игнатьевич. – Что за чушь – называть мазню талантом, да еще и потакать мальчишке в этом! Тимофей – мужик, он и профессию должен получить мужскую, военную, как и положено! Мой дед, отец были военными, я тоже пошел по этой стезе и считаю, что для мальчишки это – наилучший выбор.
– Да как вы не понимаете, – вдруг вскипела я, мой страх куда-то вмиг пропал, – вы же мальчику можете жизнь поломать, если будете его заставлять делать то, к чему у него душа не лежит!
– Это что ж, теперь в детском саду будут выискивать, к чему лежит душа у моего сына, и учить этому меня? – Побагровел хозяин.
– Нельзя всех под одну гребенку равнять, – спорила я, – каждый человек сам решает и имеет право заниматься тем, к чему его тянет. Вы же не даете мальчику…
– Это не ваше дело! – угрожающе привстал хозяин. – Я сам знаю, что лучше Тимофею. Это еще девчонке простительно – пачкать бумагу. Но никак не мальчишке, будущему мужчине!
– Послушайте, – взмолилась я, – но ведь у него действительно редкий талант! Его картины…
– Картины?! – захохотал Федор Игнатьевич. – Не смешите меня! Картины… Эти каракули!
– Они обладают целительными свойствами! – продолжала я, не обращая внимания на его издевки.
– Девушка, что вы ерунду-то городите? – зло проговорил хозяин. – Какие свойства у простой мазни? Чушь это все. Как я сказал, так и будет! А с этого дня я вообще ему запрещу брать в руки карандаши и все, чем можно рисовать! Знаете, мне кажется, садик плохо влияет на Тимофея. Я подумаю о том, чтобы отдать его в закрытую военную школу, как только это будет возможно по возрасту.
Мать тихонько охнула и закрыла рот руками. В ее глазах заплескалась откровенная паника.
– Мария Анатольевна, ну поддержите же вы меня! – обратилась я к ней. – Объясните мужу, что быть художником – вполне почетное и уважаемое занятие для мальчика. Вспомните Репина, Сурикова…
Но женщина сидела ни жива ни мертва. Она опустила глаза и не смела возразить мужу. Мне стало так горько.
– Все эти, с позволения сказать, деятели искусства для меня – пустой звук. Я же никогда не позволю сыну размениваться на бесполезные занятия! Я выращу из него настоящего мужчину, мужика! А вы,
