исчезла в комнате. Ее каблучки застучали по ступенькам лестницы, и тут же из входных дверей выбежала невысокая и подвижная как ртуть девочка. В тесно облегающих темно-синих джинсах она выглядела издали форменным мальчишкой.
— Ну, говори! — задыхаясь, выкрикнула она.
— Новое дело.
— Какое?
— Интересное, — невозмутимо проронил Кубусь и рассказал о встрече с пани Шротовой и исчезновении Креци.
— Думаешь, ее кто-то свистнул?
— Не имею представления.
— Может, сама удрала?
— Это надо проверить.
Гипця с сомнением покачала головой.
— Дело интересное, но как ты найдешь маленькую таксу в громадной Варшаве?
— Не беспокойся. Хочешь узнать, каким методом я пользуюсь в таких случаях? Идем со мной, может, чему-нибудь научишься.
— А английский?
— Это так важно? — Кубусь озабоченно почесал за ухом.
— А то! Мамуся говорит, что современный человек не может обойтись без знания иностранного языка.
— Это правда, но… — Кубусь глубоко задумался, потом хлопнул рукой по бедру. — У меня идея! Возьмешь с собой книжку и подзубришь, пока будешь меня ожидать.
— Попробую! — обрадовалась Гипця и бегом кинулась к дому.
— Подожди, — удержал ее Кубусь.
— А что?
— Возьми у мамы немного денег.
— Для чего тебе?
— На пиво деду Куфелю.
— А если мама не даст?
— Тогда не найдем Крецю.
— Прости, а какое отношение имеет Креця к деду Куфелю?
— Узнаешь. В этом и заключается мой метод.
— Попробую. — Гипця приветственно взмахнула рукой и, улыбнувшись Кубусю, вбежала на лестницу.
Глава IV
ДЕД КУФЕЛЬ
— О деньгах не беспокойся, — сказал Кубусь, когда они подходили к бару «У Белой Розы».
Ребята давно миновали новые дома, поблескивающие издали на солнце зеркальной гладью окон и цветной штукатуркой, и углубились в лабиринт узких немощеных улочек. Теперь они шли вдоль низких покосившихся загородных домиков, окруженных небольшими садиками. Из садиков доносился аромат цветущей черемухи, а из открытых окон — запахи готовящихся блюд. Друзья проходили мимо черных, покрытых толем голубятен, повалившихся заборов, мусорных куч, длинных жилых бараков. Они вступили в совершенно иной мир. Гипця с любопытством присматривалась к своему шефу.
— Эти два злотых — пустяк, — весело проговорила она. — Мама дала их на мороженое.
— Я тебе верну, как только уладим дело.
— Глупости, касса ведь общая.
— Не люблю, когда обманывают.
— Я тоже не люблю, но мороженое предназначалось мне.
Девочка взглянула на задумавшегося Кубуся, который шел с таким загадочным видом, будто размышлял об экспедиции на Луну. Гипця не могла долго выдержать без разговоров, длительное молчание смущало и беспокоило ее, и она робко заговорила:
— Слушай, а кто такой дед Куфель?
— Не знаешь деда Куфеля? — удивился Кубусь, огорченный подобным невежеством. — Да он самый важный человек в наших местах.
— А что он делает?
— Пьет пиво и знает обо всем, что происходит на Чернякове.
— А чем занимается?
Кубусь снисходительно улыбнулся.
— Раз он все знает, ему уже не нужно ничем заниматься.
— Интересно, — задумчиво протянула Гипця. — А он будет знать, куда подевалась Креця?
— Нет, он не занимается такими мелочами.
— Тогда зачем мы к нему идем?
— Не беспокойся, все будет в порядке.
Ребята подошли к бару «У Белой Розы». Здание бара имело довольно невзрачный вид. Одноэтажный дом с красным кирпичным фундаментом и обшарпанными желтыми стенами, находившийся в окружении неказистых бараков и сараев, глядел на немощеную улицу двумя подслеповатыми запыленными окнами. За стеклом одного из них виднелось блюдо с парочкой сельдей, киснувших в какой-то серой жиже, и несколько бутылок местного вина; во втором красовался выцветший плакат, призывавший покупать билеты спортивной лотереи. Из открытой двери тянуло запахами табачного дыма, прокисшего пива и несвежей маринованной селедки.
В этот ранний час в баре было еще пусто и тихо. Тишину нарушала лишь лившаяся из магнитофона печальная мелодия, выводимая тоскливыми голосами скрипок.
Кубусь остановился.
— Подожди меня здесь, — попросил он Гипцю, — я быстро все улажу. А ты за это время можешь подзубрить английские слова для пани Баумановой.
— Ха! — усмехнулась Гипця. — Мне бы тоже хотелось увидеть деда Куфеля. Ты уверен, что он здесь?
— На все сто. Если его здесь нет, значит, он уже умер.
— Тогда я иду с тобой, хочу ознакомиться с твоим методом.
Кубусь неохотно кивнул.
— Идем, только прошу тебя, не открывай рот, а то все может пойти насмарку!
Они вошли в первый зал, в глубине которого поблескивали отполированная стойка и никелированная кофеварка. В углу над недопитой кружкой пива дремал какой-то пьяный верзила. За стойкой бара высилась буфетчица в белом халате. Кубусь вежливо поздоровался:
— Добрый день. Нет ли здесь у вас деда Куфеля?
— Он в том садике, — нехотя обронила буфетчица разочарованным тоном.
В тенистом садике царила приятная прохлада. Небольшое пространство, окруженное разросшимися кустами сирени и жасмина, было уставлено желтыми столиками и колченогими стульями. В углу, почти в самой гуще кустарника, привалившись к столу, подремывал дед Куфель.
Это был такой чудной старик, что Гипця едва не расхохоталась. Однако чувствительный тычок Кубуся вовремя призвал ее к порядку.
Дед был кругленький, как бильярдный шар; на его красном лице под голым, словно отполированным черепом торчал большой нос картошкой и светились маленькие смеющиеся глазки. Картину дополняли пожелтевшие от табачного дыма, лихо закрученные усики.
Не менее странно выглядел и наряд деда — не то облачение циркового клоуна, не то костюм колдуна
