слушался его, а мысли, хоть и подмокшие и отяжелевшие, все же умудрялись разбегаться в разные стороны как ошпаренные тараканы каждый раз, как он пытался собрать их воедино для составления простейшего вопросительного предложения.
Он подумал о том, чтобы постараться высвободиться, но сконфуженный и дезориентированный организм, так до сих пор и не понявший, тонул он только что, летал или был пропущен через соковыжималку, решительно отсоветовал ему это делать, сославшись на головокружение, тошноту, сердцебиение и прочее тотальное ухудшение самочувствия на грани с полным его отсутствием. Одним словом, бедный Иванушка испытывал на себе сейчас явление никому из его современников не знакомое — глубокий шок человека, еще несколько минут назад не подозревавшего, что слово «мир» имеет множественное число.
И тогда он расслабился и стал ждать, когда же его доставят туда, куда его собираются доставить, приведут в чувство, накормят-напоят (при одной мысли о еде желудок его энергично потер стенку о стенку) и начнут расспрашивать. Тогда уж и он своего не упустит…
— Эй, вы, голодранцы, куда это вы его несете?
Надменный, слегка гнусавый голос прервал блаженное Иваново полузабытье.
Несущие его остановились.
— Это наш брат. Он опять напился. Мы его несем домой, к матери — пусть проспится.
Брат?!.. Кто — брат? Какой брат? Голос отвечавшего не был похож на голоса ни Дмитрия, ни Василия. А о существовании других братьев ему до сих пор известно не было…
— А-а… Ну, проваливайте. Не задерживайтесь здесь, среди благородной публики.
— Уже идем… Уже бежим…
Голоса раскланивались и заискивали.
— М-м-м… Ах-х-х…
— В себя приходит… Быстрее давай!.. — тревожно прошептал один из людей (Иван уже понял, что их было двое. Кроме того, он очень надеялся, что они были люди).
Парочка действительно побежала — путешествие стало более тряским и неудобным. Правда, вскоре оно завершилось.
Как куль с мукой, Ивана с размаха бросили на землю, и встретившись с пренеприятно твердым и острым камнем, неизвестно зачем в этом месте находившимся, его голова непроизвольно сказала «Ой».
— Смотрим бегом, может, он за нами увяжется! — опасливо пробормотал тот же голос, и две пары рук нервно зашарили по карманам Иванушки.
— Нет ничего…
— По-хорошему смотри!..
— Сам смотри.
— И верно — нет…
Иван почувствовал, как в голове его туман начинает медленно рассеиваться — наверное, от удара. Нет худа без добра…
— Такого добра на дороге как навоза! — разочарованно протянул второй, и выпустил из пальцев его амулет-переводчик.
— От… от… отстань… те… — с усилием приподняв голову, пробормотал Иванушка.
— Ничего нет… А с виду — приличный человек… Тьфу…
— Да ладно, Охр. Нет, и нет. Снимаем с него сапоги — и дуем отсюда. На бутыль
— Пожалуй, больше нам ничего не остается… Хе-хе…
— Н-не… н-не…
— Р-раз-два!..
Иван ощутил, как его ноги взметнулись в воздух и тут же пребольно стукнулись босыми пятками о жесткую землю.
— Ах-х… — снова вырвалось у него мучительно, и от этого усилия вдруг даже приоткрылись глаза.
Замутненному взору его предстали два слоника.
Или зайчика?..
Или он все-таки, наконец, сошел с ума?
— Гляди, глядит.
— Пусть глядит. Если он попытается получить обратно свою обувку у старины Панта, это я бы на него хотел посмотреть.
— Пока, модник! — один из грабителей незлобно пнул его в бок, и оба они не торопясь перешли через дорогу и скрылись за дверями какого-то заведения. На то, что это было именно заведение, и ни что иное, указывали веселые вопли, хохот и громкая музыка, доносившиеся из окон без стекол и рам, завешенных шторами из чего-то, похожего на раскрашенную акварелью мешковину. Впрочем, музыкой вылетавшие из окон звуки Иванушка назвал весьма условно, и только потому, что это сопровождало смех и веселье в заведении с кружкой и бутылкой на вывеске. Для его же измученной головы это звучало так, как будто кто- то долго и мучительно спускался с потемкинской лестнице на копчике, а по окончании спуска ему же надели на голову медный котелок, поверх него — деревянную шайку, и начали затаскивать обратно за ноги.
«Вот это да…» — впервые за сознательный период мысли царевича хоть и неохотно и с оговорками, но начали собираться в привычном месте. «Ничего себе… Сходил погулять, называется… Розовые слоники… Зеленые человечки… Интересно, можно заболеть белой горячкой на трезвую голову?.. Или это осложнения после старой простуды?..»
В это время дверь трактира открылась, и из него вышли те же двое, но с большущей и, судя по виду, тяжелой бутылью в руках.
Иван понял, что они те же, потому, что они приветливо помахали ему и улыбнулись, как старому знакомому.
Он как-то читал, что белым все люди с черной и желтой кожей кажутся на одно лицо, но все как-то не имел возможности в этом лично убедиться.
Зато теперь к этому списку он своею рукою мог бы приписать людей с кожей зеленоватого цвета, с заячьими ушами и носом-хоботом, свисающим до подбородка.
Людей, бесстыже пропивающих чужие сапоги.
Он сделал попытку встать.
Минут через десять эта попытка увенчалась бесспорным успехом, и он, раскачиваясь и балансируя, как моряк, впервые сошедший на берег после трехлетнего кругосветного плавания, галсами пересек узкую улочку и вошел в трактир.
Трактирщик, бросив опытный взгляд на его босые ноги, встретил его холодно.
— Пошел вон, бродяга, — посоветовал он.
— Я не бродяга, — сосредоточенно, стараясь не смотреть на еду, безвозвратно исчезающую в бездонных ртах посетителей за столами, ответил Иван. — Только что… Недавно… сюда приходили двое и приносили вам сапоги.
— Да? — приподнял бровь хозяин.
— Да. Это мои. Отдайте их мне, пожалуйста.
— Кайса, — обратился он к тощей старухе в ужасно-фиолетовом платье, протирающей кружки у противоположного конца стойки. — Нам какие-нибудь двое приносили сегодня какие-нибудь сапоги?
— Не так давно, — подсказал Иванушка.
— Что у нас тут, базар? — неприязненно отозвалась хозяйка, не поворачивая головы. — Нет у нас никаких чужих вещей.
— Ты слышал — нет, — любезно продублировал трактирщик.
— Но я видел, как…
— Слушай, парень, тебе же сказано — нет, — из-за ближайшего стола, угрожающе шевеля ушами, стали подниматься четверо громил. — Давай, или делай заказ, или проваливай отсюда, не приставай к честным предпринимателям.
Пант (судя по всему, это был тот самый пресловутый скупердяй, которого упомянули в разговоре
