– Не нужно мне трёшку. Не до жиру сейчас.
Я подошёл к сейфу, отсчитал две тысячи долларов, из ящика стола достал, не считая, пачку рублей, засунул всё это в карман и направился к выходу.
– Погодь, Жень, – Хохол тяжело привстал, налил две порции коньяку и подошёл ко мне. – Давай выпьем напоследок, братан. Чего-то нас с тобой уже второй год колбасит не по-детски. Когда ж мы уже спокойно поживём…
– Да ладно, Сань!
Совсем сдаёт бедняга, – подумал я. Чего-то я за ним раньше не замечал таких телячьих проявлений. Да и денег вон порекомендовал больше взять… Как бы не сломало Хохла моего, чёрт возьми.
– Всё у нас наладится, Сань. Сейчас тряхануло не только нас с тобой, а всю страну. Прорвёмся, – и я с нетерпением поднял стакан.
– Ну, давай уже пить, а то что-то мне не по себе. Подышать хочу.
– Береги себя, брат, – Хохол пожал мне руку. – Неспокойно сейчас на улицах. Не ровён час, менты загребут, без бабла оставят.
– Ну, ладно, всё, я пошёл. Не напивайся особо.
Я вышел из офиса, остановил такси и поехал домой. Пешком идти не хотелось, хоть было и недалеко; было тошно находиться на улице – всеобщее напряжение передавалось и мне, а это было не вовремя. Мне нужно было спокойно обдумать, что делать дальше. Непрекращающуюся трель телефонного аппарата я услышал ещё на лестничной площадке и, едва войдя в дверь, не снимая обуви, бросился к трубке. Звонил Вадим.
– Жень, куда ты пропал? Я тебе второй час уже звоню, в офисе трубку никто не берет…
– Что случилось? Что-то с Иркой? Ну, говори же, чего тянешь!
– Ты не волнуйся только, Жень, пока всё в порядке. Её увезли в Видное, в роддом, схватки у ней вроде начались.
– Какие ещё, блин, схватки? Рано же ещё!
– Семь месяцев уже… А у неё нервы сам знаешь, какие… Переволновалась, видимо. Короче, я не могу долго говорить, я на работе, с контрольно-пропускного звоню. Знаешь, где видновский роддом? Вот и поезжай туда. Всё, пока. Держись там.
Ничего себе денёк… Я моментально выбежал на улицу, махнул у обочины рукой и через час уже, жутко волнуясь, подъезжал к подмосковному Видному. Четырёхэтажное здание роддома находилось на самом краю города. Почти впритык к нему стоял барак морга. Меня покоробило. К Ирке меня, естественно, не пустили. Дежурный врач, видя моё состояние, попытался меня успокоить:
– Не волнуйтесь, молодой человек. Ну и что, что семь месяцев. Недоношенных детишек сейчас рожают многие, и хоть бы что. При надлежащем уходе всё будет хорошо, ребёнок вырастет здоровым и полноценным. Да не волнуйтесь же вы так! Поезжайте домой, выпейте валерьяночки и ложитесь отдыхать. Если что, вам сразу же позвонят.
Позвонили. Но не мне. За окнами давно стемнело, уже который час я сидел дома и тяжёлым взглядом смотрел на телефон, когда в трубке снова раздался голос Вадима:
– Жень, тебе тёща не звонила?
– Нет, – упавшим голосом ответил я. – Давай, рассказывай.
– Вот сволочь старая! Не любит она тебя… Ну, ты держись, братан. Новости неприятные. Родилась у Ирки девочка, семимесячная… – Вадим замялся.
– Не стесняйся, говори. Я уже готов. С Иркой плохо? Что с ней?
– Да, не очень хорошо… В реанимации Ирка. Не знаю я, что там с ней произошло, не врач я. Тёща чего-то объясняла, но я не запомнил. Но всё должно быть хорошо. Я в роддом ездил, врачи сказали, что откачают, бывало и хуже. Ты не волнуйся.
– Твою мать, – только и смог ответить я. Да уж. Какое уж тут волнение… Меня начало трясти, как в лихорадке, ноги ослабли, и я сполз по стенке прямо на пол, едва удерживая трубку. Не расслабляться… не расслабляться… – Ладно, Вадим, я понял, спасибо. С утра приеду в Видное, с врачами поговорю… А как там девочка?
– Ну, вот об этом я и хотел сказать, – разговор Вадиму давался нелегко, он сбивался и тяжело дышал. – Ну, это… Жень, короче, такое дело. Умерла девочка. Через час после рождения и умерла…
В голове вмиг помутилось окончательно. Не дослушав Вадима, я уронил трубку на рычаг телефона. Прошёл на кухню, налил коньяку и бессильно опустился в кресло. Думать ни о чём не хотелось. Алкоголь не действовал, в пепельнице росла гора окурков, а сигаретный дым уже не чувствовался. Это был едва ли не самый тяжёлый день в моей жизни. За что же меня так бьёт со всех сторон? Каких тяжких грехов я успел наворотить за свои неполные двадцать три года? Тяжело мне теперь будет приводить Иркину психику в порядок. Долго и тяжело…
Ну да ладно. Прорвёмся. Никто в этом деле нам не поможет. Кто, если не я?
Так я просидел до рассвета. А утром снова раздался звонок. Это из офиса позвонил Наковальня. И сообщил новость, реагировать на которую у меня уже просто не осталось сил. Вчера вечером, взяв из офиса все деньги и полностью опустошив склад, бесследно исчез со всех горизонтов Хохол.
С Иркой мы расстались, едва она успела оправиться и выйти из больницы. Она, кажется, от всего произошедшего немного помутилась рассудком – решила, что все несчастья свалились на неё в качестве божьего наказания за измену мужу и семье. За несколько дней она вынесла мне мозг своими причитаниями и упрёками. В какой-то момент я понял, что вот эта всклокоченная, смотрящая на меня ненавидящим взглядом покрасневших глаз женщина приходится мне совершенно чужой. Равно как и я ей. Пережитые за эти два года испытания меня не сломили, даже укрепили, но прибавили злости, целеустремлённости, цинизма и здравомыслия. Я сильно повзрослел. Поэтому я не ощутил ничего, кроме лёгкого налёта грусти, когда от подъезда отъехала машина Вадима, с Иркой и её вещами. Через несколько дней она вернулась к
