– Да ты знаешь, – вообще-то Рената можно разозлить и куда более безобидными фразами, но сегодня он нехарактерно сдержан. – Мы этого как-то не замечаем. Мы не бандиты, не бизнесмены, живем себе, работаем, налоги платим. Закона нам бояться нечего, мы его просто соблюдаем. Нам главное, чтоб порядок в стране был. А что до власти, то извини уж, но вам с вашим бардаком вообще молчать бы в тряпочку. Вон, гопота всякая на улицы повывалила.
– Ну да, – согласно кивнул Михалыч. – Кучма совсем охуел. А Янука мы не хотим, – рубанул он ладонью воздух. – Янук уголовная морда, за изнасилование сидел! Тот еще подсосок кремлевский, тварина мордатая. Вот Ющенка сейчас поставим! Он об Украине думает, о нации! Вот на Майдане, говорят...
– Да знаю я уже, кто такой Ющенко, – Ренат пожал плечами. – Но если бы и не знал, все равно ему не поверил бы. Фамилия какая-то стремная, – он фыркнул. – А кстати, а чё ты им отстегиваешь-то, ментам-то нашим? Ты нелегал, что ли? Ты ж хохол, а для вас какие-то там вроде особые условия при регистрации.
– Та плевать менту на твои условия! Останавливает прям посреди улицы и каже: а де, гражданин Михалыч, ваше разрешение на работу? А вот оно. А де ваша регистрация? Та вот, в паспорте лежит. А давайте тогда пройдемте в отделение на пару суток до выяснения личности, шо-то вы какой-то подозрительный, та и регистрация у вас, мабуть, не настоящая! Вон, мужики соврать не дадут. Мы вместе работаем, а я у них бугром, стало быть. И шо ты скажешь тому менту? Имеют право! Дай денег!
– Да не имеют они такого права, чего ты мелешь? – начал раздражаться я. – Если ты лох неграмотный, то кто тебе виноват? Если ты едешь работать в другую страну, то ты тупо обязан знать ее законы. Миграционные как минимум. А тебе лишь бы обосрать лишний раз Россию.
– Та тут и обсирать не надо, и так одно говно сплошное. Терпеть не можу, – скривил раскрасневшуюся от водки рожу Михалыч. – Деваться просто некуда. У нас-то вообще робить негде. Вот и приходыцця к вам мотаться. А так бы, – и он обреченно махнул рукой. – Та в жизнь бы к вам не поихал, к кацапам поганым, в вашу сраную Эрефию.
Я откинулся головой к стенке и прикрыл глаза в попытке задремать. Ренат тоже замолчал. О чем говорить с этим бессмысленным жвачным животным? Ему же не объяснишь, что Россия кормит и почти бесплатно обогревает не только его отдельно взятую, за счет России нажранную скотскую морду, а целиком всю Украину. Ему не расскажешь, что Россия за последние годы практически безвозмездно вкачала в экономику Украины десятки миллиардов долларов. И о том, что до сих пор продолжает это делать, поставляя на Украину энергоресурсы меньше чем за половину их настоящей стоимости.
Экономика этих скотов заканчивается на их собственной торбе. И какими словами, если не матом, можно ему объяснить, что он вместе со своей хохляцкой семьей и на свете-то пока живет только благодаря тому, что российская миграционная служба создала для украинцев особые, легкие условия для регистрации и получения разрешений на работу? Он просто не поймет. Он вообще это как должное воспринимает. Он обыкновенный скот со стройки. Да и что вообще можно объяснить человеку, которому незнакомо чувство элементарной благодарности? Почему вот мне, гражданину Украины, это ясно как день, а этим... Тьфу.
– Ты не думай, – говорил я, когда мы уже высаживались из такси на Госпитальном. – Украинцы не все такие. Просто мудак какой-то попался.
– Ага, рассказывай, – неприятный осадок был виден на лице Рената отчетливо. – Я ж говорил, что говно твои хохлы. Я как слышу «рашка» или «эрэфия», мне сразу отстреливает мозг. Человек, ляпнувший такое в любом состоянии, перестает для меня существовать. А тут даже и по морде дать неудобно, поезд ведь, люди вокруг. Какого черта я поперся сюда, спрашивается? Мне противно, когда какой-то козел обливает помоями мою страну, которая его кормит.
– Да ладно тебе, успокойся. У нас вон в Москве некоторые журналисты еще хуже о России отзываются, и ничего, живут. Да еще и бабло немалое на этом рубят. Их почитаешь, и через пять минут начнешь думать, что живешь в самой позорной стране мира.
– Ну, – он махнул рукой. – Жиды да эмигранты. Сидит горстка пиздоватых мудаков и чревовещают для такой же кучки ебанатов. Эти жидовские морды, они ведь живут в Москве, в хороших квартирах, ездят на дорогих иномарках, и им плевать на народ глубоко.
– Но ведь их слушают.
– Кто? Ты, что ли, слушаешь?
– Мне-то зачем? Я здоров. Так, поржать иногда. Я-то, в отличие от них, в настоящей России бывал не раз.
Ну, есть у нас такая категория людей, которые думают, что это очень круто – поливать грязью страну, в которой живешь. А это не круто, это лоховство. Хуже них только эмигранты, сбежавшие когда-то из страны, как крысы, а теперь брызжущие оттуда слюнями и поучающие, как нам жить. Вечные лузеры.
– Расскажи лучше, что за товарищ у тебя тут, – сменил тему Ренат. – К кому идем-то? Мажор, что ль, какой?
– Не, не мажор. Наоборот даже. Хотя маргиналом тоже не назвать. Такая... полубогема, что ли. Сам занимается бизнесом, сеть ювелирных магазинов у него.
– Ого, – Ренат вытаращил глаза. – Ничего себе, знакомые у тебя.
– Да не, ну я преувеличил. Не магазинов. Так, лотков маленьких, ну, знаешь, в торговых центрах стоят такие...
– Ну, понял, да. Хрень, короче.
– Ага. Таскает из-за границы побрякушки да распихивает тут. Хватает ему, короче. Живет в свое удовольствие, общается с абсолютно разными персонажами. С некоторыми из них в другой ситуации я даже и не поздоровался бы. Квартира большая у него, и там постоянно тусует народ, ну типа как в Москве на Гиляровского, у Димы Комиссарова.
– Да уж, были времена, – с ностальгией улыбнулся Ренат.
Квартира на Гиляровского в определенных кругах давно уже легендарна. В конце девяностых годов прошлого века там проходили буйные попойки разного рода молодых раздолбаев, многие из которых нынче являются известными писателями, поэтами, музыкантами, художниками, журналистами. Когда-то там много раз пивали и мы с Ренатом; правда, художниками пока не стали. Наверное, мало пили.
Больше смотрели и слушали. Правда, однажды Ренат дал там в морду одному из гостей, и во вмиг образовавшейся свалке чуть не воткнул ему в задницу случайно подвернувшуюся отвертку – парень бросил в кухонную раковину окурок, да еще вдобавок и плюнул туда, Ренат сделал ему резкое замечание, а тот не менее резко отреагировал. Ну, и началось.
Сам-то хозяин квартиры, долговязый и добродушный Дима Комиссаров никогда бы замечания не сделал – постеснялся бы просто. В итоге еле растащили, отделался парень легким испугом. А нечего гадить в гостях. Что это вообще такое? Как можно плевать в раковину, в которой для тебя, козла, только что мыли стаканы?
Ныне, говорят, тот нечистоплотный дятел работает ведущим на радио «Свобода». Что, впрочем, и неудивительно. Если человек гасит окурки в общей мойке для посуды, то продать за деньги родную страну ему ничего не стоит.
– Мы уже пришли, кстати, – я показал на знакомую пятиэтажку.
– А чего ты сначала не позвонишь другу-то своему? Или здесь так не принято?
– Да нет, просто утро сейчас, а в такое время он дрыхнет без задних ног. Сейчас прямо в дверь и постучим.
Мы поднялись на этаж, я нажал кнопку звонка. Безрезультатно. Я приложил ухо к двери. Оттуда отозвалось глухой тишиной. Я пожал плечами и достал мобильник. К моему удивлению, трубку сняли после первого же гудка.
– Алло, Стас? Ты что, не спишь, что ли? Ты вообще где?
– Как где?! – Я едва различал фразы за каким-то гулом. – Ты шо, с ума сошел? А де я, по-твоему, могу сейчас быть?
– Да хрен тебя знает.
– Да на Майдане я, старик, – проорало из трубки. – На Майдане! И не только я. Весь Киев тут! Давай, двигай сюда, тут найдемся!
– Это черт-те что! – Трубка замолчала; я поднял взгляд на Рената и снова пожал плечами. – Они тут, кажется, реально с ума посходили. Если уж Стас туда поперся...
XXII
