— Зимний держать на прицеле! — предупредил он Синицына. — Приказ получишь с «Авроры».
— Есть держать «временных» на прицеле!
О дальнейшей судьбе прапорщика мне рассказали участники Великой Отечественной войны.
После победы Октября Синицын продолжал служить в артиллерийском отряде: он обучал комендоров для молодого красного флота. Его ученики сражались с белогвардейцами и интервентами на Балтийском море, Северной Двине, Волге, Каме. В девятнадцатом году Синицын тоже ушел на фронт — драться с Юденичем.
А после гражданской войны учился. И наконец исполнилась мечта — его пригласили на испытания образцов тяжелой морской артиллерии. При виде орудийных стволов у Синицына забилось сердце: вот это пушечки! И Синицын стал хлопотать у орудий, проверяя каждую деталь, каждый механизм. Конструкторы и крупнейшие ученые уважительно вникали в советы Синицына: за короткий срок он внес ряд ценных предложений, улучшающих боевые качества пушек крупного калибра.
«Артиллерийского деда» — так ласково называли Синицына моряки — знали на многих кораблях. Это он помог освоить новые дальнобойные орудия на крейсерах «Киров» и «Максим Горький».
И вот война…
Осенью 1941 года фашистские полчища подошли к Ленинграду. Один из бронетанковых полков врага остановился в 25 километрах от линии фронта для заправки горючим. И вдруг на него обрушились снаряды невиданной мощности. Взрываясь, они корёжили сразу несколько машин. И неудивительно: каждый снаряд весил 748 килограммов.
Это стреляла одна из «любимиц» Синицына — 356-миллиметровая пушка.
Могучая флотская артиллерия, в создание которой вложил столько сил Семен Степанович Синицын, наносила фашистам огромный урон.
Гитлеровские генералы запросили Берлин о присылке сверхмощного орудия. К Ленинграду тотчас, прогибая рельсы, отправился железнодорожный транспортер с «Толстой Бертой» — 420-миллиметровой мортирой. Она стреляла 800-килограммовыми снарядами на 12 километров.
И тогда вступила в бой наша 406-миллиметровая — вторая «любимица» Синицына. Она била на дистанцию почти 46 километров снарядами весом 1108 килограммов! От ее огня фашисты не могли укрыться за самыми толстыми железобетонными стенами.
Подразделение, в котором служил Синицын, вело напряженные артиллерийские бои с противником. Офицер сутками не отходил от орудий. Однажды Синицына направили на наблюдательно-корректировочный пост. Фашисты начали ураганный обстрел поста. Невзирая на опасность, Синицын продолжал выполнять боевое задание. И погиб на боевом посту.
Узнав о гибели героя Октября, артиллеристы многих батарей и кораблей флота произвели залпы «За Синицына». В этом артиллерийском хоре звучали голоса и пушек «Верного». Старый корабль (он назывался по иному «Ленинградсовет») стоял на Неве, отражая атаки фашистской авиации на город.
Спустя полвека после Октября в музей пришел Кузнецов-Ломакин. Увидев свой портрет, сказал:
— А что же о моем друге Семене Синицыне ничего у вас нет?
И посоветовал поместить в музее кортик революционного прапорщика, с которым он стоял на палубе «Верного» 25 октября 1917 года.
— Кортик хранится у сына Семена Степановича, кстати, тоже участника боев с фашистами, — продолжал Кузнецов-Ломакин. — Уверен, он передаст его вам — пусть и молодые знают «артиллерийского деда».
Самовар
— Ищите на крейсере самовар! — приказал английский генерал Пуль командиру отряда морских пехотинцев.
— Простите, сэр, тот, что из Глазго? — почтительно уточнил офицер.
— Да, да, тот самый, — недовольно поморщился генерал. — Найти во что бы то ни стало, доставить лично мне!
14 июля 1918 года советский крейсер «Аскольд», стоявший на Мурманском рейде, окружили английские корабли. Более полутысячи солдат забрались на его палубу. Матросов построили на юте, заставили открыть сундучки, чемоданы.
— Где самовар? — допытывался английский офицер у председателя судового комитета.
— В кают-компании. Где же ему быть!
— Вы прекрасно понимаете, о каком самоваре идет речь, — мрачно возразил офицер. — Я спрашиваю: где тот самовар, серебряный, с надписью?
Англичане старательно шарили в кубриках, в машинных отделениях, в орудийных башнях. Тщательно осматривали дальномерный пост, угольные ямы, лазарет.
Самовар словно канул в воду.
Завидев на горизонте пять дымов в ряд, сигнальщики уверенно определяли: идет крейсер «Аскольд». Его невозможно было ни с кем спутать, только он один в русском флоте имел пять труб — дымоходы восемнадцати котлов, пар которых вращал три громадных бронзовых винта.
В каких только морях не дымили трубы 36-пушечного «Аскольда»! Весной 1902 года он совершил поход с Балтики в Тихий океан. Когда разразилась русско-японская война, оборонял морские подступы к Порт-Артуру. В феврале 1904 года на нем держал флаг адмирал Макаров, летом «Аскольд» участвовал в бою с японским флотом, прорвался в Шанхай, а после войны пришел во Владивосток.
В первую мировую войну пятитрубный красавец дымил в Индийском океане, конвоируя английские и русские транспорты, ходившие в Китай, Японию, Америку, потом совместно с английским и французским флотами действовал на Средиземном море.
Но с корабля в Петербург шли не только сообщения о боевых успехах, шли тайные, тревожные донесения о революционных настроениях среди матросов. «Нижние чины» выказывали недовольство империалистической войной.
В январе 1916 года «Аскольд» пришел на ремонт во французский порт Тулон. А вскоре старший офицер положил на стол командира стопку большевистских прокламаций, изданных русскими эмигрантами.
— Кто принес?
— Вон эти, — зло прошипел старший офицер, указывая на сновавших по палубе мастеровых в беретах и промасленных комбинезонах. — И как только они столковались: ведь ни один из наших матросов ни бельмеса по-французски…
Через некоторое время стало известно: на корабле действовал революционный кружок, матросы установили связи с большевиками-эмигрантами, получавшими задания Ленина.
А тут еще сногсшибательное известие из Петрограда: начальник Архангельского губернского жандармского управления предупреждал, что по сведениям из «негласных источников» на «Аскольде» готовится бунт.
Командир направил в Петроград шифрованную телеграмму с просьбой поскорее перевести «Аскольд» из Тулона в другое место, подальше от зловредного влияния французских мастеровых.
Многие офицеры крейсера требовали принятия к матросам суровых мер. Корабельный священник Антонов заявил: «Надобно повесить человек десять, тогда все будет спокойно».
Пока подыскивали тихую гавань для корабля, сторонники «пастыря божьего» искали повод для расправы с революционно настроенными матрасами. Повода не было, и тогда они его сфабриковали. Ночью 21 августа 1916 года на «Аскольде» произошел взрыв малокалиберного снаряда. Он был произведен умело — ни повреждений, ни жертв. Но провокаторы добились своей цели: четверо матросов были расстреляны, более сотни, как политически неблагонадежные, отправлены под конвоем в Россию и посажены в плавучую тюрьму.
Наконец и Тулон оставили, перешли для ремонта в английский порт Гринок.
И что же? Не прошло и недели, как командиру доложили: матросов видели в клубе горняков, в местной организации британской социалистической партии, на рабочих сходках в Глазго и Ливерпуле.
Офицеры-монархисты негодовали: и здесь мастеровые подбивают матросов. Ну, понятно, экспансивные французы, у этих любовь к свободе, к республике в крови. Но англичане — флегматики, чопорные, с консервативными традициями, — кто бы мог подумать, что они придут на корабль, будут сочувствовать по поводу расстрела в Тулоне, а потом будут поздравлять матросов с падением царизма и на «Аскольде» будут объятия, пылкие речи.
Чем дальше — тем хуже. Матросы установили связь с большевиком Максимом Литвиновым, с лидером рабочего движения Уильямом Галлахером. Начались митинги, собрания. Несколько сот моряков вместе с рабочими участвовали в демонстрации, над колонной плыл лозунг: «Да здравствует свободная Россия!»
13 мая 1917 года большая группа аскольдовцев выехала в город Глазго. Здесь на митинге — над многотысячной толпой реяли красные флаги — матросы и рабочие выступали против войны, призывали к борьбе с капиталистами. Над площадью звучала песня:
Полицейские получили приказ разогнать митинг но, увидев, рослых, сильных моряков, вложили дубинки в футляры.
Горняки Глазго торжественно вручили матросам «Аскольда» два красных флага. Один они просили передать пролетариату Петрограда, второй — Петроградскому Совету. А экипажу крейсера рабочие подарили серебряный самовар, очень красивый, похожий на искусно выполненную вазу. На нем была
