— Измена, великий государь, — сказал боярский сын Микита Силов, не поднимая головы. — В городе Юрьеве немецкая дружина перешла на сторону короля Жигимонда.
— Говори толком, все говори! — Царь вскочил со своего места. — Поднять их! — крикнул он телохранителям.
Гонцы мгновенно вскочили на ноги.
— Твои доверенные Иоганн Таубе и Элерт Крузе, великий государь, подговорили капитана немецкой дружины Розена, состоящего на твоей службе, и он намерился взять в свои руки город Юрьев…
— Дальше!
— В воскресенье, когда русские после обеда легли спать, Розен напал на спящих. Перебили стражу, отворили тюрьмы, выпустили узников, и они, взяв оружие убитых, стали помогать изменникам…
— А что стрельцы, дети боярские?
— Те, что остались живы, закрылись в домах и стали обороняться. Подоспели стрельцы из посада и оружные русские купцы. Капитан Розен со своими воинами покинул город.
— Город остался в наших руках, — облегченно произнес царь и перекрестился. Лицо его прояснилось.
— В наших, в наших, великий государь! — обрадовались гонцы.
— Почему вам известно, что опричники Таубе и Крузе изменили мне? — спросил царь, снова грозно нахмурясь.
— В доме, где они жили, стрельцы нашли письмо от Жигимонда. Король в том письме…
— Где письмо?
Силов достал из-за пазухи бумагу и подал.
— Собаки шелудивые, — прохрипел царь, прочитав письмо. — Я верил им, все им дал: знатность, деньги, почет… Опричники! — Он швырнул письмо на пол.
Дьяк Василий Щелкалов нагнулся и поднял его.
— Где они? Поймать!
— Утекли, великий государь, к королю и женок своих и детишек увезли.
Царь затопал ногами. Глаза его закатились. Он зашатался и словно слепой стал руками искать опору.
Двое слуг подхватили его.
Прибежал Бомелий со склянкой в руках и стал поить царя пахучим лекарством.
Через два дня примчались новые гонцы из Юрьева.
«Порядок в городе восстановлен, — доложили они. — Жители города не поддержали изменников. Таубе и Крузе призывали их, но жители, помня твое грозное имя, отказались и закрылись в своих домах».
Царя Ивана поразила измена лифляндских дворян-опричников. Он снова подумал, что полагаться на корыстолюбивых, потерявших стыд и совесть людей опасно. «Только тому, кто ищет благоденствия своему отечеству, своему царю больше чем собственное благополучие, можно доверить свою судьбу, — решил царь, — а те, кто зарится на почет, деньги и знатность, верны до тех пор, пока не найдут другой выгоды. Мерзавцы, выбрали тяжелое время! Хотели мне нож в спину всадить. Ладно, посчитаемся…»
В конце уходящего 1571 года царь Иван приехал в Новгород с целью отомстить шведскому королю Иоганну. Готовилась война.
В Казанскую землю царь послал Василия Тюфякина и Григория Мещерского, приказав им собрать казанских князей, и татар, и черемису, и мордву и, собрав, за собою вести в Новгород.
В Кириллов монастырь царь Иван и митрополит отправили грамоты к игумену и старцам, просили их молиться о победе над врагом.
Однако до войны дело не дошло.
10 января 1572 года царь вызвал в Новгород опальных шведских послов из Мурмана и в тронной речи объявил им новые условия заключения мирного договора. Король Юхан должен заплатить 10 тысяч ефимков за оскорбление послов Воронцова и Наумова в Стокгольме, уступить свои владения в Ливонии, заключить союз против Дании и Литвы. Кроме этого, царь требовал, чтобы Иоганн именовал его в грамотах властителем Швеции и прислал в Москву свой герб для изображения на царской печати.
Царь Иван исчислил все вины короля. А про себя объявил, что, требуя от Ирика Катерину Ягеллонку, считал ее бездетною вдовой и, следовательно, не нарушал божественного устава.
Послы уверяли, что их новый король во всем исправится и будет бить челом. Они подписали грамоту, где указывалось, чего требует великий государь русский и что он переменил к Швеции гнев на милость и согласен не воевать ее владений до троицына дня.
Бояре расспрашивали шведского епископа Павла о юной сестре короля и давали понять, что царь Иван может на ней жениться.
С епископом Павлом царь отправил королю письмо: «Ничем не умолишь меня, если не откажешься от Ливонии. Надежда твоя на цесаря римского есть пустая. Говори что хочешь, но словами не защитишь своей земли…»
С тем шведское посольство и отбыло, умоляя русских мирно ждать ответа Стокгольма.
Глава тридцать вторая. КТО НЕ РАСПОЛАГАЕТ СИЛОЙ, ДОЛЖЕН ДОБИВАТЬСЯ ЦЕЛИ ХИТРОСТЬЮ
В самом начале лета 1572 года у мурзы Сулеша родился шестой сын. Поздравить пришли высокие сановники, приближенные хана. Даже из Кафы приехал важный турок, посланный пашой Касимом.
Над Бахчисараем снова стояла жара. Опьяняюще пахли розы в саду Сулеша.
Пиршество началось в шатре, поднятом среди персиковых деревьев на толстых столбах высотою в три копья. Посреди шатра били холодные струи фонтана, в которых танцевали золотые, серебряные и красные шарики. Фонтан был гордостью мурзы Сулеша. Гости расселись вокруг волшебного фонтана на мягких шелковых матрасиках. Перед ними на золоченой коже лежали конские окорока и бараньи туши. Слуги отрезали большие куски жареного мяса, клали их в серебряные чаши, поливали крепким соленым бульоном и ставили перед гостями. Другие слуги складывали тонкие пшеничные лепешки вчетверо и клали сверху на мясо. Гости, не теряя времени, со вкусом жевали сочное мясо и запивали его хорошо перебродившим кумысом. Когда с жареным было покончено, слуги принесли большое серебряное блюдо с крупными кусками лошадиных почек и другое блюдо с бараньими головами.
Мурза Сулеш был одним из самых богатых людей в Крыму. Он умел добывать деньги. Немалую часть военной добычи он получал на дележе. Многочисленные рабы создавали ему богатство на виноградниках, бахчах и пашнях.
Мурза не считал за большой грех приторговывать секретами своего повелителя Девлет-Гирея, за что ему перепадал изрядный кошель золота от московского князя. А другой раз он уговаривал крымского хана поступить так, как хотел московский. Недаром в своих тайных бумагах русский посол Афанасий Нагой называл мурзу Сулеша «наш крымский доброжелатель».
После вареного и жареного мяса подали соленую баранину и колбасы. Когда стемнело и гости могли порезать руки острыми ножами, слуги зажгли двенадцать позолоченных восковых свечей. Гости резали мясо ножами, рвали его зубами и руками. Каждый старался как можно больше запихать в свой живот. Все знали, что от мяса человек делался сильнее и бесстрашнее в боях.
Мурза Сулеш, желая позабавить гостей, позвал русского невольника Петра Овчину и заставил его играть на гуслях и петь. Петр играл и пел, а гости пьянели все больше и больше. Не слушая музыканта, они спорили, перебивая друг друга.
Настоящий разговор начался после мясных блюд за сочными персиками, сладким виноградом и холодными дынями. Гости отяжелели, часто отрыгивали, желая показать хозяину свою сытость. Заговорили о скорой войне с московским царем Иваном. Не напрасно крымские вельможи заговорили о войне. Король Сигизмунд-Август, оценив обстановку, создавшуюся в соседней стране после разгрома татарами Москвы, опять преподнес крымскому хану богатые поминки и просил еще раз обрушить свои орды на Русскую землю. К турецкому султану выехало новое королевское посольство с просьбой оказать давление на крымского владетеля. Послы должны были растолковать султану бедственное положение московского царя, стоявшего, по мнению короля Сигизмунда-Августа, на краю гибели.
Приняв новые дары от польского короля, Девлет-Гирей поблагодарил, но воевать не собирался. Он вел переговоры с царем Иваном и надеялся добиться успехов мирным путем. Послы докладывали хану, что царь
