Через 10 минут весь экипаж «Седова» собрался под кормой. Вот что мы увидели.
…Без шапок, в одних свитерах, утопая по колено в воде, механики возятся на дне котлована, пытаясь разъединить верхнюю и нижнюю части руля. Шарыпов держит зубило, Алферов и Токарев бьют по нему кувалдами. Зубило скользит в воде, удары молотов приходятся мимо, люди падают в воду, поднимаются, начинают все сначала.
В это время остальные члены команды, сменяясь по очереди, изо всех сил качают ручки хрипящего брандспойта. Невзирая на все их усилия, вода в котловане прибывает. Наконец механикам удается разрубить решетку между просверленными в пере отверстиями. Но рудерпис держится еще прочно.
— Тащи домкраты! — командует Трофимов.
Тяжелые домкраты спустили в котлован.
Нижняя часть руля скрылась под водой. Домкраты установили на весу в верхней части. Наконец все приготовления закончены и домкрат заработал. Одновременно Буторин и Ефремов вращают ручной привод рулевого управления.
В эти минуты решалась судьба нашего замысла: достаточно домкрату сорваться с места, и все будет кончено. Вода прибывает настолько стремительно, что во второй раз установить домкрат уже не удастся.
В 2 часа ночи наконец послышался хруст, и верхняя часть руля медленно, как бы нехотя, отошла влево. Люди начали быстро карабкаться из котлована на поверхность льда — холодная вода била фонтанами из образовавшихся отверстий. Но теперь она была уже не страшна: работа закончилась.
Невзирая на всеобщую усталость и поздний час, на корабле — ликование. Люди кричали «ура», бросали в воздух рукавицы, шутя боролись друг с другом — словом, вели себя как школьники, только что выдержавшие трудный экзамен.
Решили немедленно испробовать укороченный руль. Ведь каждому из нас не терпелось узнать, каковы плоды нашей работы. Мы попробовали переложить руль с борта на борт. Влево укороченное перо отошло легко, словно рулевое управление было вполне исправно. Но вправо перо шло туго — видно, верхняя и нижняя части цеплялись друг за друга. Лишь под утро удалось повернуть руль вправо на каких-нибудь 3— 4°.
Работы по ремонту руля отняли у нас еще несколько суток. Нашему машинисту Недзвецкому пришлось на время превратиться в водолаза: ледяной котлован был уже полностью затоплен, и теперь для осмотра рулевого управления приходилось спускаться под воду.
В конце концов нам удалось увеличить поворот руля вправо до 15°. Этого было достаточно для частичной управляемости судном, и потому 22 июня мы рапортовали в Главсевморпути об успешном ремонте.
Главное управление Севморпути поздравило нас с победой. Участники ремонта руля были премированы — каждый получил по тысяче рублей. Редакции газет завалили нас вопросами о том, каким образом нам удалось перерезать руль. И действительно, мы могли по праву гордиться сделанным: будущее показало, что наша работа была проделана как нельзя более своевременно. Когда «Седов» полгода спустя встретился с ледоколом «И. Сталин», наш укороченный руль неплохо поработал, тем более что нам удалось, подняв пар в котлах, провернуть руль и вправо до самого борта.
Глава десятая. В неизведанных широтах
Плавно и величаво движется могучий ледяной поток, питающий воды Атлантики. Его движение, определяемое господствующими ветрами и, следовательно, распределением давления атмосферы, безостановочно, его резервы неистощимы. Природный цикл автоматического регулирования климата совершается с железной планомерностью и последовательностью.
Летом 1939 года я записал в своем дневнике:
Откуда берет свой исток великая ледяная река? Как далеко распространяются ее границы? Насколько велика разница в скоростях обычного дрейфующего льда и того мощного полярного пака, который покрывает макушку земного шара?
Частично на эти вопросы ответил дрейф «Фрама», частично — дрейф станции «Северный полюс». Внес свою лепту и дрейф «Седова». И все-таки даже к концу второго года скитаний во льдах никто из нас не отважился бы сказать точно и определенно, как скоро закончится наш дрейф, как далеко к северу продвинется корабль и куда его вынесут льды — к Шпицбергену или к Гренландии. Мы могли лишь следовать девизу великого русского ученого Ивана Павлова: «Наблюдательность, наблюдательность и еще раз наблюдательность». И по мере своих сил мы старались вести возможно более точные наблюдения.
Наибольший интерес для науки представляют данные о движении льдов в высоких широтах — за 83-й параллелью, где менее заметно влияние приливо-отливных течений и местных ветров, особенно характерных для морей Лаптевых и Восточно-Сибирского. В высоких широтах мы имели дело, если можно так выразиться, с дрейфом в чистом виде, без случайных влияний. И в первый же год нашей работы нам удалось документально доказать, что скорость и направление движения льда почти целиком зависят от скорости и направления ветров. Как правило, автоматически сказывается влияние вращения Земли, благодаря которому направление дрейфа льда в Северном полушарии отклоняется примерно на 30—40° вправо от направления ветра.
Но уже к весне 1939 года мы ощутили возникновение каких-то новых факторов. Когда «Седов» поднялся до 86-й параллели и достиг 120-го меридиана восточной долготы, характер его движения начал меняться. Плохо слушаясь западных и юго-восточных ветров, он крайне неохотно двигался на север и северо-восток. Но в то же время даже при слабых ветрах восточной половины дрейф на запад заметно ускорялся. Характерно, что и на северо-запад корабль продвигался без особых затруднений.
При этом было обнаружено еще одно крайне важное обстоятельство: льды как будто перестали подчиняться влиянию вращения Земли и, начиная со 120-го меридиана, стали двигаться прямо по ветру, не отклоняясь вправо.
У нас не было оснований приписывать такие разительные перемены влиянию течения: самые тщательные наблюдения доказали, что течение в этом районе практически отсутствовало. Оставалось предположить, что «Седов» приблизился к кромке менее подвижного полярного пака, покрывающего мощной броней район «полюса недоступности». Видимо, за последние сорок лет эта кромка отступила к северу, и именно поэтому нам удалось подняться значительно выше, нежели «Фраму». Но все же где-то за 86-й параллелью мощный барьер полярного пака сохранился. Он-то и препятствовал продвижению «Седова» к северу и северо-востоку.
Надо было готовиться к третьей зимовке во льдах. Сама по себе зимовка не страшила: у нас был опыт борьбы со льдами, мы свыклись с обстановкой долгих полярных ночей, научились переносить и холод, и пургу, и частые сжатия. Но эта зимовка имела свои особенности, с которыми нельзя было не считаться: после того как мы достигли рекордной широты 86°39',5, корабль настолько круто повернул к югу и настолько ускорил свой дрейф, что можно было ожидать относительно быстрого выхода из льдов. Судно могло оказаться у кромки дрейфующего пака еще до восхода солнца. По опыту дрейфующей станции «Северный полюс» мы знали, что выход из льдов может сопровождаться любыми неожиданностями.
За лето машинное хозяйство корабля удалось привести в состояние полной боевой готовности. Соединив основные паровые и водяные магистрали, подготовив к действию насосы, проверив все детали машины, механики спокойно ждали приказа о поднятии пара. Но для того чтобы обеспечить нормальную работу машины в наиболее острый момент борьбы со льдами, надо было во что бы то ни стало сберечь к этому моменту возможно больше топлива.
У нас оставалось 48 тонн каменного угля. Если бы он расходовался только на отопление корабля камельками, этого количества нам хватило бы более чем на год. Но ненасытные топки паровых котлов при нормальной работе могли поглотить весь запас за какие-нибудь двое-трое суток. Следовательно, нам надо было беречь каждый кусок угля, чтобы в решающую минуту обеспечить успешный выход на чистую воду.
Поэтому с 10 сентября специальным приказом было воспрещено отопление камельков каменным углем, ми жгли в камельках некоторые деревянные части судна, не имеющие особой ценности. Баню я приказал топить лишь в строго определенные расписанием дни. В камбузе огонь было разрешено поддерживать только до окончания варки ужина, после чего кок был обязан немедленно гасить печь. Для вечернего чая воду кипятили в салоне на камельке.
