Упрямые, капризные созданья!Как страстность их нелепо горяча!Благословлял он, видя беды эти,Что пребывает сам в нейтралитете.118Баба велел немедля передатьДвум согрешившим, чтоб они явились,Чтоб не забыли кудри расчесатьИ в лучшие шелка принарядились,Султанша, мол, желает их принятьИ расспросить, где жили, где родились.Встревожилась Дуду. Жуан притих,Но возражать не смел никто из них.119Не буду я мешать приготовленьюК приему высочайшему; возможно,Окажет им Гюльбея снисхожденье;Возможно, и казнит; неосторожноРешать: неуловимое движеньеПорой решает все, и очень сложноПредугадать, каким пойдет путемКаприза гневной женщины излом.120Главу седьмую нашего романаПора писать; пускаюсь в новый путь.Известно — на банкетах постоянноПорядок блюд варьируют чуть — чуть;Так пожелаем милому ЖуануСпастись от рыбьей пасти как-нибудь,А мы с моею музой в то времяДосуги посвятим военной теме.
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
1О вы, любовь и слава! С давних порВы радостно витаете над нами.Так пламенно-блестящий метеорСлепит и жжет волшебными лучамиУгрюмый путь среди ледовых гор,А мы глядим на вас, но знаем сами,Что все равно в ночной последний часВ морозной мгле покинете вы нас…2Вот и мое капризное созданье,Игривое и странное на вид,Как яркое полярное сияньеВ холодном нашем климате горит.Конечно, все достойно порицанья,И не шутить, а плакать надлежит,Но и смеяться допустимо тожеВсе в нашей жизни на спектакль похоже!3Подумайте, они меня винятМеня, вот эти пишущего строки,Как будто я смеюсь над всем подряд,Хуля добро, превознося пороки!Мне очень злые вещи говорят(Вы знаете, как ближние жестоки),А я сказал лишь то, я убежден,Что Дант, Сервантес или Соломон,4Что Свифт, Ларошфуко, Макиавелли,Что Лютер, Фенелон или Платон,Ведь цену жизни все уразумели,И Уэсли, и Руссо, и Тиллотсон;Гроша она не стоит, в самом деле,Но я не Диоген и не Катон;Я знаю: мы живем и умираем,
