О нем сказал с улыбкой: «Молодец!»35Трофеями сей воинской отвагиИ многолюдно шумной суетыБывали не знамена и не шпаги,А просто лисьи шкурки и хвостыНо, обыскав дороги и оврагиИ, наконец, устав от пестроты,Он втайне с Честерфилдом соглашался,Что дважды в это дело б не пускался.36Но как бы мой Жуан ни уставал,Когда скакал он с гончими по следу,И как бы рано утром ни вставал,Он даже после сытного обедаНе спал, и не дремал, и не зевал;Он мило слушал дамскую беседу,А — будь ты грешен или слишком святЗа это дамы все тебе простят.37Он слушал их внимательно и живо,Порой умел любезно возражать,Умел и помолчать красноречиво,И вовремя беседу поддержать;Он знал, как надо тонко и учтивоНа нежные их речи отвечатьКакой приятный, вежливый, прекрасный,Ну, словом, собеседник первоклассный!38Серьезным англосаксам не даноПрелестное искусство Терпсихоры,Но Дон-Жуан вальсировал умно,Изысканно, без лишнего задора(Что на балах нелепо и смешно),С изяществом отменного танцора,И ясно было каждому, что онНе балетмейстер, а испанский дон.39Он музыку отлично понимал;Порхая, как воздушная Камилла,Он элегантной грацией сиял,Умеренно выказывая силу;Такое чувство такта проявлял,Столь утонченно, вежливо и милоУмел вести танцующую с ним,Как будто духом танца был самим.40Так на картине Гвидо незабвеннойЛетит перед Авророй Час Рассвета.(Я посетил бы снова Рим священный,Чтоб только вновь увидеть фреску эту!)Так много было грации отменнойВо всех его движеньях, что поэту(Прозаику тем боле) не суметьЕго достойным образом воспеть.41Не диво, что такого КупидонаПрекрасный пол старался обольстить.То сдержанно, но нежно, то влюбленноС ним начинали женщины шутить;Сама графиня Фиц-Фалк благосклонноС ним понемногу стала заводить«Tracasseries»,[84] как говорят в Париже,Поскольку слово «шашни» рангом ниже.42Красивая блондинка в цвете лет,Не первый год она сияла в свете.