услышал новый звук. Наверное, так звучал бы мраморный шар, катящийся по замерзшим следам.
Звук этот был чужд природе. Он исходил от человека, точнее, от убегавшего человека.
Не прослужи я половину жизни в полиции, наверное, я бы еще подумал, стоит ли пускаться в погоню. Но во мне сохранился инстинкт полицейского: если кто-то от тебя убегает, его нужно догнать.
Обледенелые ступени заставили меня карабкаться на четвереньках. Вскоре я уже стоял на дороге, ведущей к Вест-Пойнту. Только не думай, читатель, что я кого-то увидел. В такой темноте увидеть что-либо было невозможно. Я ощутил впереди себя какое-то перемещение. А главное – услышал скрип сапог.
Их скрип стал моей путеводной нитью. Я шел на звук, стараясь не отставать от хозяина сапог. Вскоре я даже разглядел в темноте более темное пятно – его силуэт. Расстояние между нами сокращалось, ибо его шаги делались все громче. Затем помимо скрипа сапог я услышал лошадиное пофыркивание. Лошадь была где-то рядом, футах в двадцати.
Это открытие изменило все. Если незнакомец оседлает лошадь, я уже не сумею стащить его вниз. Броситься на него немедленно? Нет, это глупо. Лучше дождаться момента, когда он начнет забираться в седло, – в это время любой всадник наиболее уязвим.
Добавлю, что мое нынешнее положение выгодно отличалось от недавнего приключения в шкафу Артемуса. Во-первых, не было той жуткой тесноты. Во-вторых, глаза успели настолько привыкнуть к темноте, что я различил силуэт лошади, стряхивающей лед с холки, а также другой силуэт – человеческий. Я угадал: всадник намеревался залезть в седло.
Судьба подбросила мне еще один безошибочный ориентир – белую полоску на одежде незнакомца. Я бросился вперед и схватился за эту полоску. Я вцепился в нее, как утопающий цепляется за спасительную веревку. Незнакомец упал, увлекая за собой и меня.
Мы покатились по крутому склону, собирая на себя его липкую грязь. Острые ледяные иголки кололи мне лицо, спина Чувствовала каждый задетый камень. Мой противник не то вскрикнул, не то застонал и вдруг резко надавил ладонью мне на глаза. Меня обожгло болью; перед мысленным взором засверкали разноцветные звезды.
Когда мы достигли подножия холма, я вновь потянулся за белой полоской, однако нашел лишь темноту. Нет, не ночную темноту, а какую-то иную, властно требовавшую погрузиться в нее. И я погрузился…
К счастью, обморок мой длился недолго. Я очнулся в слякотной грязи, чувствуя себя беспомощной мухой, опрокинутой на спину. Вдалеке слышался цокот копыт. Мой противник скакал в северном направлении.
«С очередным провалом вас, мистер Лэндор», – мысленно поздравил я себя.
Вот тебе и опыт службы в полиции! Я сцепился с незнакомцем, совсем забыв, что у него может быть сообщник (и, возможно, не один). Так оно и вышло. Я вспомнил: когда мы катились вниз, рядом шуршали камни. Не мы их задели. Значит, сообщник, все время находившийся поблизости, спустился вниз и ударил меня сзади. Удивительно, что он еще не вышиб мне мозги!
Думаю, я провалялся в грязи не менее получаса. Только тогда у меня хватило сил встать и доковылять до «Красного домика». Миссис Хейвенс, охая, принялась осматривать мою голову. Собравшиеся не замедлили угостить меня выпивкой.
– А это у вас откуда? – спросила миссис Хейвенс, очищая рукав моего плаща.
Если б не она, я бы даже не обратил внимания на полоску белой крахмальной материи с налипшими комочками грязи и какого-то сора. То был мой единственный трофей, завоеванный в ночном поединке. Белый воротничок, какие носят священники.
Отчет Эдгара А. По Огастасу Лэндору
Мой дорогой Лэндор! Уверен: вам наверняка будет интересно узнать, как минувшей ночью я возвращался к себе в казарму. Путь мой, как вы могли догадаться, пролегал вдоль берега Гудзона. Ледяной дождь сделал узкую прибрежную полосу крайне скользкой и опасной. Несколько раз мои ноги начинали скользить, и только чудом я избегал холодных объятий декабрьской реки. Мне пришлось напрячь все свои силы и проворство, сцепив их велением разума. Только так я еще мог двигаться вперед.
О, если бы мой разум был целиком занят передвижением по оледенелому песку! Нет, Лэндор. У меня разыгралось воображение, и я почти поверил, что начальство обнаружило мою самовольную отлучку. Разумеется, перед уходом я принял обычные меры предосторожности: соорудил из одежды подобие спящего человека. Но вы сами понимаете, насколько груба подобная уловка. Достаточно лишь отвернуть краешек одеяла, как обнаружится обман. Когда мистер Липпард возвестил о приближающемся офицере, я сразу подумал: это за мной. Дальнейший ход событий вообразить было нетрудно. Арест, затем трибунал перед очами полковника Тайера. Монотонным голосом мне зачитают длинный список моих прегрешений (уж тут-то лейтенант Локк постарается не пропустить ни одного!), затем громогласно объявят приговор.
Отчислить!
Не думайте, Лэндор, что я дорожу своим кадетским статусом. Карьера офицера? Я был бы только рад забыть о ней. Но быть отчисленным из академии – значит навсегда расстаться с магнитом моего сердца! Вы только представьте: лишиться счастья видеть сверкающие глаза Леи! Нет! Я бы этого не вынес!
И потому я с удвоенной силой и решимостью продолжал путь, надеясь на милосердие судьбы. Где-то около двух часов ночи мои усилия были вознаграждены: я добрался до Конского мыса. Только теперь я ощутил крайнее свое измождение и решил немного отдохнуть перед подъемом. Затем я поднялся по скользкой лестнице и без приключений дошел до Южной казармы, поблагодарив судьбу за оказанное милосердие.
Оставался сущий пустяк: войти в казарму и пробраться в свою комнату. Я толкнул дверь. Пропустив меня, она тут же закрылась. Я оказался в кромешной тьме, но не в полной тишине. Мне почудилось, будто я слышу (да, Лэндор, как и в тот раз!) тихий пульсирующий звук, похожий и одновременно не похожий на биение человеческого сердца. Может, это мое сердце? А может, это мое дыхание (оно еще оставалось несколько шумным и учащенным) отзывается эхом в тягучем казарменном воздухе?
Вокруг не раздавалось ни шороха, и тем не менее я ощущал на себе чей-то взгляд. Лэндор, я чувствовал эти глаза и их нечестивый огонь.
Можете представить, какая ярость бушевала внутри меня? С каким упрямством я заставлял свое
