и спуститесь вниз по лестнице. Этим вы убережете старика от ненужного беспокойства за вашу жизнь.
По медленно вылез из качалки.
– Вы не настолько стары, мистер Лэндор, – сказал он.
Теперь настал мой черед просиять. Мои щеки покрылись легким румянцем. Кто бы мог подумать, что я падок на лесть?
– Вы очень добры ко мне, мистер По, – улыбнулся я.
– Просто я говорю то, что вижу.
Я ждал, что после этих любезностей он уйдет, однако вновь ошибся. По опять засунул руку во внутренний карман мундира и извлек сложенный пополам листок, покрытый убористыми строчками. Едва сдерживая дрожь в голосе, кадет сказал:
– Если в убийстве Фрая действительно замешана женщина, мне кажется, мистер Лэндор, я мимолетно уловил ее облик.
– Как это вам удалось?
Потом я свыкся еще с одной особенностью натуры По: когда он волновался, у него срывался голос, понижаясь до шепота и даже нечленораздельного бормотания. Тогда меня это удивило, хотя я расслышал каждое его слово.
– Утром, когда я еще не знал о смерти Фрая, я вдруг проснулся и стал записывать начальные строки стихотворения. В них говорилось о загадочной женщине, погруженной в глубокую печаль, причина которой неясна. Прочтите, мистер Лэндор.
Честно говоря, я не хотел читать. Мне хватило его сонета, после которого я решил, что ничего не смыслю в такой поэзии. Однако По настаивал. Пришлось взять у него листок. И вот что я прочитал:
– Как вы понимаете, мистер Лэндор, стихотворение еще не окончено.
– Вижу, – ответил я, возвращая ему листок. – А почему вы считаете, будто это стихотворение имеет отношение к гибели Лероя Фрая?
– Ощущение скрытого насилия… намек на неизъяснимое заточение. Неизвестная женщина. Наконец, время, когда эти строки пришли ко мне. Все это отнюдь не случайно.
– Но вы с таким же успехом могли проснуться, допустим, за месяц до смерти Фрая и написать эти строчки.
– Мог бы. Только поймите, не я их писал.
– Простите, вы только что…
– Я хотел сказать… я не сочинил эти строки, а записал их под диктовку.
– Под чью диктовку?
– Моей матери.
Мне стало смешно.
– В таком случае, кадет По, нам нужно как можно скорее встретиться с вашей матерью. Уж она-то прольет свет истины на загадку смерти Лероя Фрая.
Я навсегда запомню брошенный на меня взгляд, исполненный глубочайшего недоумения, будто я забыл нечто столь же очевидное, как мое собственное имя.
– Это невозможно, мистер Лэндор. Моя мать умерла. Давно, почти семнадцать лет назад.
Рассказ Гэса Лэндора
10
– Нет, чуть выше… хорошо… а теперь посильнее… ой, как здорово, Гэс… О-ох…
До знакомства с Пэтси я никогда не думал, что женщина в постели может столь откровенно руководить мужчиной, добиваясь от него того, что нужно ей. Двадцать лет я прожил в браке с женщиной, которая свои «наставления» ограничивала лишь улыбкой. Наверное, тогда мужчине этого вполне хватало. Пэтси совсем другая. Мне уже сорок восемь, но рядом с нею я в чем-то становлюсь похож на кадетов, вечно провожающих ее ошалелыми глазами. Пэтси не будет просто лежать и ждать. Она берет мою руку и с бесцеремонностью погонщика мулов перемещает туда, куда ей нужно. Рядом с нею испытываешь неземное блаженство, и кажется, оно будет длиться вечно. И в то же время Пэтси – вполне земная особа, совсем не похожая на утонченных нью-йоркских девиц. Коренастая, коротконогая, с сильными руками, покрытыми паутинкой черных волос, с крепкими ляжками и тяжелой грудью. Когда я обнимаю Пэтси, мне кажется, что и эти ляжки, и этот белый мягкий живот принадлежат мне и никто никогда их у меня не отнимет. Так продолжается, пока я не встречусь с ее глазами – большими красивыми глазами цвета сливочных ирисок. Глаза Пэтси живут своей жизнью.
Должен признаться тебе, читатель: не кто иная, как Пэтси, торопила меня в то воскресенье поскорее выпроводить По. Мы с ней договорились встретиться в шесть у меня, а останется она или уйдет – зависело от ее настроения. На сей раз она пожелала остаться. Однако, проснувшись часа в три ночи, я обнаружил, что лежу один. Тускло светила ночная лампа. Я лежал, ощущая спиной всю жесткость своего соломенного матраса, и… ждал. Достаточно скоро я услышал: ш-шарк, ш-шарк.
К тому времени, когда я выбрался из постели, Пэтси успела очистить кухонный очаг от углей и золы. Теперь она примостилась на козлах и неистово начищала мой старый чайник. Пэтси не стала одеваться, а накинула первое, что попалось ей под руку, в данном случае – мою ночную рубашку. Рубашка была застегнута только наполовину, и белая грудь Пэтси, высунувшаяся оттуда, казалась волшебным облаком.
