Да, если угодно… Впрочем, почему бы нам не обернуть их в пленку, чтобы предохранить от влажности?
Да, ты прав. За дело!
Но достаточно большого куска полиэтилена, чтобы завернуть в него сверток, они не нашли. Зато Даниель обнаружил старую клеенку, которая, как им показалось, была просто предназначена для того, чтобы завертывать в нее картины. Через минуту пакет был готов.
Пойдем сейчас или подождем до вечера? — спросил Даниель.
Предлагаю сходить на разведку. А вечером, когда стемнеет, спрячем пакет. Так будет надежнее всего.
Они вышли из подвала по наружной лестнице, открыв деревянные, обитые цинком створки, которые обычно были закрыты. Это позволило им оказаться в саду, не проходя через первый этаж.
В гуще кустов была видна лишь крыша старой оранжерей! С нее свисали отставшие соломенные щиты, посеревшие от времени.
Дверь не была заперта, но мальчикам пришлось приложить довольно большие усилия, чтобы проникнуть внутрь.
Орудуя, как рычагом, железным прутом, они приоткрыли дверь так, чтобы в нее можно было протиснуться. Внутри стоял густой, тяжелый запах плесени и сырости. Вдоль оранжереи проходила дорожка; по сторонам ее, на длинных столах, стояли бачки с перегноем, из которых торчала некогда буйная, а ныне засохшая растительность.
На грядках валялись груды старых цветочных горшков, сломанных ящиков, садовых инструментов. Все это создавало такой беспорядок, о каком мальчики могли лишь мечтать.
Прекрасно! — бормотал Мишель. — То, что нужно!..
Знаешь, что нам надо бы сейчас сделать?*— тихо спросил Даниель.
Что?
Давай сделаем вид, что мы увлеклись садоводством. Расчистим несколько грядок, что-нибудь посадим…
А зачем?
Мы сможем присматривать за оранжереей и за нашим тайником: у нас будет великолепное алиби. Никому не придет в голову, что мы пропадаем в оранжерее совсем по другим причинам.
Верно… Впрочем, вряд ли нам это алиби понадобится надолго… Но лишние предосторожности не помешают.
Кажется, во мне просыпается садовод, — заявил Даниель.
Хотя их неожиданная любовь к растениям была продиктована обстоятельствами, Даниелю и Мишелю понравилось разбирать горшки с перегноем и возиться с семенами.
— В этом есть даже какая-то поэзия, не находишь? Разве ты не чувствуешь нечто особенное во влажном, коричневом черноземе, готовом дать жизнь всему, что мы ему доверим?! — воскликнул Даниель, когда они расчистили один угол.
Гм… это должна быть очень современная поэзия, — смеясь, ответил Мишель. — Такая ароматная, липкая… И вообще у меня под ногтями ее уже вон сколько, этой твоей поэзии.
Ну что ж… Художник ведь тоже дышит запахом краски, а скульптор обдирает пальцы о мрамор.
А писатель пьет чернила, так, что ли?
Нет, теперь не пьет. С тех пор, как изобрели шариковые ручки…
Ну, хватит шутить! Хорошо бы нам все сделать до вечера. В темноте будет не очень удобно.
Тогда нужно расчистить место за горшками и приготовить несколько ящиков, которые мы поставим сверху.
Через четверть часа братья вышли из оранжереи, перепачканные землей и потом. Наскоро помывшись, они уничтожили слишком явные следы своей деятельности. А вечером, за ужином, рассказали Анриетте о своих планах и о том, какой это будет сюрприз для бабушки — восстановленная оранжерея.
— Прекрасная мысль, — одобрила Анриетта. — Я всегда говорила, что такую полезную вещь, как оранжерея, нельзя бросать на произвол судьбы.
Но вскоре они опять заговорили о том, что интересовало их больше всего.
Как вы думаете, ждать нам визита господина Икс сегодня ночью? — спросила Анриетта.
Сегодня ночью? — переспросил Мишель. — Вряд ли. После того, что случилось вчера, он некоторое время предпочтет не появляться. Он наверняка считает, что мы настороже.
И все-таки, — не согласилась девушка, — Давайте действительно будем настороже. Так спокойнее.
Мишель, казалось, раздумывает о чем-то. Поколебавшись, он все же решился:
Извините меня, Анриетта… Вы сегодня вечером куда-нибудь собираетесь?
Да. Совсем ненадолго, — ответила девушка; вопрос не особенно смутил ее.
Тогда мы с Даниелем будем вас ждать. А когда вы вернетесь, забаррикадируем дверь, как вчера.
Прекрасно! Кажется, сегодня я буду спать немного лучше.
Как только Анриетта ушла, Мишель и Даниель отнесли картины в оранжерею и спрятали их за грудой цветочных горшков и ящиков, под пустым баком. Потом, чтобы убить время, сели играть в гостиной в шахматы. Ставни были закрыты, в доме царили тишина и покой.
Однако, как они ни старались, в душе у них покоя не было. Мишелю никак не удавалось избавиться от тревожных мыслей.
Видимо, завтра следует ждать гостей из жандармерии, — сказал он.
Да, я тоже об этом думаю… Что мы им скажем?
Это самое трудное… Рассказывать им о том, что было в охотничьем домике, о том, как нас обвели вокруг пальца?
Самое грустное, что у нас нет никаких доказательств, старина. Ни единого!
Это-то и скверно… Боюсь, нас обвинят в нападении на егеря, ну, и в… незаконном вторжении в частное владение. Если егерь подтвердит свои показания под присягой, нас вряд ли кто-нибудь будет слушать.
А что, если завтра пойти проведать папашу Пероннэ? Надо показать ему наши добрые намерения…
Хорошая мысль. По крайней мере, мы ничего не теряем, так что…
Он не договорил. Внезапно резко зазвонил телефон.
Братья переглянулись и одновременно поднялись с места. Мишель подошел к телефону, Даниель взял отводную трубку.
— Алло, — сказал Мишель.
Казалось, человек на том конце провода колеблется; потом он все же заговорил.
Алло… это вы, Мишель? — произнес очень тихо, почти. «шепотом, мужской голос. Мишель едва разбирал слова. — Это Ришар. Вы меня слышите?
Да, слышу.
У меня есть для вас кое-что срочное… по делу, которое вас касается.
Мишель поглядел на брата. Тот радостно помахал ему. Оба подумали одно и то же: ловушка сработала.
А что именно?
Это не телефонный разговор. Приходите оба ко мне в лабораторию. Оба, и как можно скорее. Я буду вас ждать.
Мишель бросил взгляд на Даниеля. Тот кивнул.
Договорились. Сейчас выходим.
Идите по боковой аллее, так будет лучше, — прошептал голос.
— Конечно. До скорого!
Мишель повесил трубку.
