политическую выгоду, на которой настаивал Фили, и пожелал вернуться в Белый дом.
Первая леди приехала в больницу в десятом часу. К этому времени Фили уже вызвал из Белого дома фотографа и поставил его у дверей президентской палаты, так что первые мгновения семейного воссоединения были запечатлены на знаменитой фотографии. И замечательно, потому что следующие мгновения были уже не такими нежными, ведь первая леди принялась ругать президента за его историческое решение выставить свою кандидатуру на второй срок. Однако она все же прилетела в Вашингтон. И благодарить за это, равно, как и за принятие впоследствии поправки о равных правах для женщин, следует покойного Хэмчака Хартуняна.
24
Переговоры об ограничении появлений на публике
Это будет моя последняя предвыборная кампания.
Наверное, для трудной, требовавшей максимальной отдачи сил предвыборной кампании 1992 года самым показательным было бурчание Фили насчет того, что покушение Хартуняна произошло «слишком рано». И хотя я ругал Фили за подобные жуткие заявления, приходилось с ним соглашаться. Наш рейтинг, который мгновенно подскочил после покушения и позволил нам одолеть предварительные выборы в Нью- Гемпшире, упал до первоначального уровня. Должен заметить, что Ллеланд пишет неправду в своих «мемуарах», будто бы я упрашивал президента вести кампанию в инвалидном кресле. Вероятность того, что партия не даст согласия на кандидатуру президента, оставалась высокой, и это, теперь уже можно сказать, не укрепляло моральный дух в Западном крыле. У меня всегда было убеждение, что чем хуже обстоят дела, тем больше надо работать. Итак, я назначил еженедельные совещания в половине седьмого утра для подведения итогов недели, на которых все сотрудники рангом ниже помощника президента должны были представлять отчеты о проделанной работе объемом примерно в пятьсот слов. И совещания и отчеты были в высшей степени непопулярны. Некто (анонимно) представил подробный отчет о физиологическом функционировании своего организма в течение недели. Через две недели я отменил нововведения, оказавшиеся несостоятельными.
Тем временем вице-президент Рейгелат каждое утро открывал газету, чтобы прочитать о последних достижениях Белого дома в деле его смещения. Это приводило его в ужас. В течение нескольких недель он отказывался участвовать в предвыборной кампании, и передо мной была поставлена задача вернуть его «в команду».
На все мои уговоры он реагировал крайне враждебно. Четыре года жизни в самолете наложили на него суровый отпечаток. Он жаловался на визиты доброй воли на Маврикий и в Эквадор, сетовал на то, что был «выкинут из реальной жизни», словно какой-нибудь «постылый дальний родственник». И еще он сказал, что трижды во время своих путешествий страдал от дизентерии.
Я сказал, что страдал он за родину и что президент искренне благодарен ему за его труды. Еще я произнес речь о том, что демократия досталась нам ценой огромных жертв и мы должны все сделать, чтобы не проворонить ее. Тут он разозлился еще сильнее и заявил о своей возможной отставке с поста вице- президента. Мол, ему со всех сторон советуют сделать это, чтобы окончательно не навредить собственной политической карьере.
Хотя я и подозревал, что он блефует, все же стал немедленно соображать, как бы его успокоить. Пришлось обещать, что поговорю с президентом насчет его постоянных разъездов. И еще я попробовал соблазнить его встречей с президентом в Овальном кабинете «в самом ближайшем будущем». Это немного приободрило вице-президента, и он дал мне обещание «серьезно подумать» о предвыборной поездке в Нью-Джерси.
У меня совсем не оставалось времени, так я был занят то вице-президентом, то президентским братом, который сменил ислам на учение Бхагвана Сатгананды Уи, известного своим последователям как Баба. И в это самое время я спал и видел, как бы вернуться к моей метрической системе.
Единственным приятным событием было возвращение к нам первой леди, пусть даже на время предвыборной кампании. После покушения Хартуняна она и президент заключили мирный договор. Но ей и в голову не приходило скрывать свое мнение о повторном президентском сроке мужа. Мы очень боялись, как бы она не проговорилась об этом в каком-нибудь интервью, но, к счастью, этого не произошло.
Как-то в субботу утром я беседовал с президентом о новой сауне в Кэмп-Дэвиде, когда она вбежала в комнату и сообщила, что несколько минут назад дала согласие мистеру Вейнбергу на съемки в его новом фильме «Несоразмерные пространства».
Миссис Такер была очень возбуждена. Еще, мне кажется, она нервничала из-за ставшей реальной перспективы возвратиться к работе, ведь она не снималась десять лет. Президент сделал над собой почти героическое усилие, чтобы изобразить радость, но я-то видел, как он удручен неожиданной новостью. И еще ему захотелось узнать, когда начнется «операторская прикидка». Кажется, он неплохо разбирался в кинопроцессе.
– Пятнадцатого сентября.
– Прошу прощения, мне надо кое-что проверить насчет завтрашнего отъезда, – сказал я.
У меня не было желания присутствовать во время сцены, которая должна была последовать после первого обмена репликами.
Президент позвонил мне в тот же день.
– Герб, – сказал он, тяжело вздыхая, – по-моему, над женами политиков попросту издеваются.
– Да?
– Конечно. Они-то не политики.
– Если честно, не могу не согласиться. Однако…
– Их выставляют напоказ, и это отвратительно.
– Но ведь, – попробовал я возразить, – они по сути команда…
– Им приказывают с обожанием смотреть на кандидата, пока он произносит дурацкую речь о поддержке фермеров.
– Все же…
– Выставляют в шоу Фила Донахью и спрашивают, что их мужья предпочитают на завтрак и кого они собираются назначить верховным судьей.
– И все же…
– Это унизительно. Особенно для женщин, у которых до замужества была своя карьера.
– Но…
– Я должен что-то предпринять.
– Вы? – переспросил я.
– Да. Я решил, что проведу предвыборную кампанию один. Соло.
– А… Но не думаете же вы…
– Джесси согласна со мной. Она считает, что сейчас самое время воплотить эту идею в жизнь.
– Понятно. Откровенно говоря, сэр, я не считаю эту идею достойной воплощения.
– Если бы люди, которые стремятся к государственной службе в наши дни, хотя бы вполовину были так свободны, как они говорят, кто-нибудь уже непременно воплотил бы ее в жизнь. Встал бы и сказал: «У моей жены есть дела поинтереснее, чем всюду таскаться за мной и придавать моему облику благообразие».
– Вы сами знаете, что она пользуется популярностью.
– Послушайте, она не отказывается помогать. Я сказал ей, что она может сделать так много или так мало, как ей самой захочется. «В любом случае, – сказал я, – тебе решать».
– И что, – со страхом спросил я, – она решила?
– Мы пришли к выводу, что примерно полдюжины появлений на публике будет вполне достаточно,
