минут посланник должен будет быть уже в дороге!
— Слушаюсь, ваша…
— Быстро!!!
Рихард грохнул кулаком по столу так, что тяжелая бронзовая чернильница, стоявшая у края, подпрыгнула и упала.
Наступил вечер. Сумерки уже плотно окутали замок. Рихард до сих пор не покидал своего кабинета. Барон напряженно перелистывал страницы «Прусских Законов» и делал какие-то записи. С минуты на минуту он ждал префекта с охраной.
В коридоре послышались гулкие шаги, через несколько секунд дверь распахнулась.
— Можно войти? — спросил граф Салтыков, усаживаясь против барона и вытягивая вперед ноги в длинных ботфортах для верховой езды.
Тот вздохнул.
— Конечно, располагайтесь поудобнее. Чувствуйте себя как дома, — Рихард злился. Такое впечатление, что кроме него одного, дел нет ни у кого больше. — Как конная ярмарка? Приобрели что-нибудь?
— Да, приобрел и весьма удачно, но, однако, вижу, что вы не в духе, барон.
— Приятного в моей жизни в последнее время мало, — ответил Рихард.
— Очень жаль, — сочувственно произнес Салтыков, — вот и я принес вам, собственно, еще одну плохую новость. Нужно было, конечно, сообщить вам об этом вчера, но вы уехали на свои виноградники. Понимаю, что вы расстроены. Ваши отношения с женой сильно разладились в последнее время, — граф улыбнулся, глядя на скривившееся лицо барона. — Думаю, вам будет тяжело узнать, что вы совершенно зря сломали шею несчастной фройляйн Риппельштайн.
— Граф, если вы решили шутить, то это не самая лучшая тема, — Рихард напрягся.
— Увы, дорогой барон, какие уж тут шутки! Виконт не был отцом Лизхен. Гертруда Риппельштайн уже была беременна от мужа на момент своей интрижки с виконтом. Вы могли бы потерять все и, причем, совершенно напрасно.
— Господи! — Рихард покрылся испариной. — Но как… Как вы это узнали?
— Готфрид Люмбек, бывший дворецкий де Грийе, муж Гертруды Риппельштайн, был очень расстроен, узнав, что его единственной дочери свернули шею, — Салтыков посмотрел на свои ногти.
— И вы сказали ему, что это сделал я?! — Рихард был в ужасе.
Готфрид Люмбек один из богатейших бюргеров Висбадена! Этот человек, хоть и не был знатного происхождения, благодаря своему состоянию пользовался огромным влиянием. Одно дело де Грийе, для которого незаконнорожденная дочь представляла угрозу. Все-таки виконт любил Мари и не хотел, чтобы та страдала. Но совершенно другое дело — Готфрид Люмбек. Барон нервно потер лоб. Такой враг ему вовсе не нужен.
— Нет, он, как ни странно, даже не спросил, кто именно убил Лизхен, а сразу подумал на старого виконта, посему де Грийе, ваш тесть, в большой опасности. Вы не знаете, когда он покинул замок? — Салтыков успокоил барона.
Рихард почувствовал незначительное облегчение, узнав, что хотя бы временно может не опасаться за свою безопасность, однако, рано или поздно, Люмбек обо всем узнает. Дай Бог, чтобы это произошло не в ближайшее время. Что ни говори, но знаменитый портной уже стар.
— Тильда сказала, что во время ужина он еще был здесь, а потом она видела свет в его комнате после полуночи, — рука барона фон Штерна сама потянулась к графину с коньяком.
— Что?! Но ваша жена заявила, что ее отец покинул этот дом вчера днем! — граф откинулся назад.
— Да? Ну что ж, это означает только одно — моя жена лжет. Кстати, она только что просила, чтобы я вас выгнал, — Рихард снял хрустальную пробку, но она выпала из его трясущихся рук.
— И что? — Александр почувствовал, что нерв на его правой щеке начал пульсировать.
— Я отказал ей, — пожал плечами Рихард, ставя на стол два фужера, — и тогда Мари заявила, что хочет перебраться в дом своих родителей, чтобы остаться там.
— Может быть, это и к лучшему… — пробормотал Салтыков себе под нос.
— Это действительно самый лучший выход сейчас, — барон налил темно-коричневую жидкость в фужеры и выпил свой залпом. — В последнее время она стала просто невыносима! Сначала я жалел ее. Вы ведь знаете, как это тяжело для женщины — не иметь детей. Тем более что моя озабоченность этим вопросом очевидна. Я уже не молод и хотел бы иметь сына, которого смогу воспитать достойным человеком.
— Тогда вам, дорогой барон, придется нанять ему пастора-гувернера, — мрачно пошутил Салтыков.
Рихард оставил эту остроту без ответа. Коньяк действовал на него успокаивающе.
— В любом случае, наш с вами уговор остается в силе, я не собираюсь вмешиваться и чинить вам какие-либо препятствия. Вы можете сопровождать ее, но у меня лично сложилось такое впечатление, что она вас терпеть не может, — сказал он графу. — У Клода Сен-Мартена перед вами явное преимущество. В любом случае, закон позволяет мне развестись с Мари, и я сделаю это в ближайший благоприятный момент. И мой вам добрый совет, граф, выбросьте мою жену из головы! Возможно вам, как человеку привыкшему к женской доступности, все ее выходки кажутся привлекательными. Возможно, вы думаете, что все это от ее честности и порядочности, но я вас уверяю — вы ошибаетесь. Мари склонна к истерике, к публичному проявлению бурных эмоций, к надуманным переживаниям. Она запоем читает рыцарские романы, и я уверен, примеряет на себя роли всех героинь без исключения! Если бы Мари занялась хотя бы вышиванием, или помощью городским сиротам, поверьте, это пошло бы ей только на пользу. Вы думаете, что у вас есть хоть какие-то шансы, против Сен-Мартена, этого «Тристана»? Мари, никогда не предпочтет вас ему, хотя бы уж потому, что дорогой Клод позволяет ей воображать себя страждущей Изольдой, которую ее рыцарь вызволяет из плена ужасного дракона, то есть меня! Рихард зашелся сухим нервным смехом.
— И тут появляетесь еще и вы! Ко всем своим нервным потрясениям, Мари получает еще похотливого Черного рыцаря, который мечтает заполучить ее в свой гарем!
— Похоже, что это так, — грустно ответил Александр, он был готов придушить барона фон Штерна, но здравый смысл подсказывал графу, что не так уж тот далек от правды.
Несчастная женщина, которую лишили надежды на настоящую любовь, ищет спасения в чужих, придуманных страстях. Увы, таков удел многих женщин жестокого и циничного восемнадцатого столетия, когда деньги значат больше, чем душа. Ища спасения, пытаясь обрести утраченную веру в возможность земного счастья, Мари просто потерялась среди пожелтевших страниц и кожаных переплетов. Ланселот, Тристан, Ротгер — все эти образы были для нее всего лишь тенью того единственного, желанного мужчины, по которому тосковала ее измученная, такая одинокая душа. Возможно, такая иллюзия спасала ее от жестокой реальности, в которой есть Рихард, женившийся на виноградниках и думающий только о них, а еще о сыне, которого Мари никогда не сможет ему дать. Но есть и другая сторона. Заблудившись среди выдуманных героев, баронесса утратила возможность увидеть что-то настоящее, подлинное, что, возможно, находится совсем рядом… Граф Салтыков почувствовал, как болезненное чувство безысходности затопляет его сознание. Ведь он ничего не может сделать, чтобы спасти Мари от нее самой! Слишком много боли она пережила, слишком много разочарований, слишком много обманов. Все это заставило ее прижаться к Сен- Мартену, как частичке прошлого, в котором жили надежды, мечты и вера в любовь.
— Кстати, мне доложили, что баронесса покинула замок, — как ни в чем не бывало, сообщил Рихард своему гостю. — И Клод Сен-Мартен поехал с ней. Если вы еще рассчитываете занять место в ее сердце, то вам лучше поторопиться.
— Когда они уехали? — Александр вскочил, предчувствие неминуемой беды вдруг вспыхнуло в его сознании.
— Еще до обеда. Кажется, сразу после моего разговора с Мари, а это было в половине первого, — Рихард допивал третий фужер коньяка и, казалось, уже полностью забыл обо всех своих неприятностях.
— Черт возьми! — Салтыков вскочил. — Простите меня, барон! Я вынужден откланяться!
— Спокойной ночи! — крикнул Рихард вслед Александру.
Но тот его уже не слышал. Грохот его сапог стремительно удалялся.
— Скачи, скачи…. — пробормотал барон себе под нос.
