– Не надо. Тебе тяжело говорить об этом.
– Нет, я скажу. – Она не могла остановиться. – Томас требовал, чтобы я сделала аборт.
– Вот сукин сын, – не выдержал Томас.
– Когда я отказалась, он пообещал, что его отец, который тоже был проповедником, найдет для девочки любящую семью, и я ему поверила. – Кейт содрогалась от рыданий.
– Прошу тебя, успокойся.
– Не могу.
– Можешь. Нельзя себя так казнить.
– Все годы я думала о своей дочке. Я дала ей имя Сэйра. Мне хотелось сойти с ума, уничтожить всех и вся. Я думала, что никогда больше ее не увижу. Томас не имел права так поступать. Я была такая молодая, такая глупая…
– Ш-ш, все будет хорошо.
– О, Сойер, я уже ни во что не верю. Но я тешу себя надеждой, что не совершила подлости: я думала, что так будет лучше для ребенка.
Он покрыл поцелуями ее мокрые щеки.
– Потом я решила разыскать ее – и ни о чем другом уже не могла думать. Я представляю, как иду по улице незнакомого города, вижу ее, но не могу подойти, обнять, сказать, что я ее люблю.
– Как это тяжело, – тихо произнес Сойер, прижимая ее к груди. – Как тяжело.
Он не отпускал ее, пока она не успокоилась. В эти минуты она поняла, что любит его, что полюбила раз и навсегда. Но это осознание не обрадовало, а еще сильнее опечалило ее.
– Ты можешь себе представить, как мне страшно? Я не знаю, как посмотрю в глаза своей дочери.
Он обнял ее крепче.
– Я все понимаю. Эти чувства мне знакомы. Так можно свихнуться.
– А что, если… – Слова застряли у нее в горле.
– Ничего не говори. Не надо переживать заранее. Посмотрим, что у нас получится. А теперь постарайся заснуть.
Кейт прильнула к Сойеру, но даже исходящее от него тепло не могло растопить ледяной страх, поселившийся в ее сердце. Избавить от этого страха могла только встреча с дочерью.
Через некоторое время Кейт проснулась и посмотрела на мирно спящего Сойера. Она осторожно провела пальцем вдоль его лица. Зачем судьба свела ее с этим человеком-загадкой?
Он открыл глаза.
– Ты не сердишься, что я тебя разбудила?
– Нисколько. Я могу заснуть в любое время, – ответил он, гладя ее руку.
Кейт прижалась щекой к его груди, жесткие завитки волос щекотали ей лицо. Она услышала, как бьется его сердце, и заглянула ему в глаза:
– Расскажи мне о себе. Теперь твоя очередь.
Он посуровел.
– Вряд ли тебе это будет интересно.
– У тебя было трудное детство?
Он безрадостно рассмеялся:
– Если это можно назвать детством.
– У меня тоже хорошего было мало. – Ее поразил ответ Сойера. Неужели он и вправду произнес эти слова? Хотя что в этом удивительного?
– Расскажешь мне о своей юности? – спросил Сойер.
– Разве ты еще не все вызнал?
– За это я уже свое получил.
Она заговорила не сразу.
– Мой отец пил. Он считал любое проявление человеческих чувств едва ли не заразой.
– Это свойственно многим людям.
– Он поколачивал маму.
– Рассказывай, – мягко торопил ее Сойер.
– Рассказывать особенно нечего. Мама меня по-своему любила, хотя у нее не всегда это получалось. В общем, детство у меня было беспросветное. А когда Томас меня предал, я поклялась, что не позволю больше ни одному мужчине обмануть меня.
Сойер гладил ее шелковистые волосы. От ласкового прикосновения его рук она немного успокоилась.
– Теперь ты рассказывай.
