Но вот он слышит свое имя. Кто-то крикнул:
– Костя!
Это женский голос. Он ему знаком. Он знает ее!
– Костя!
Математик приподнимается. Сердце бьется уже не так размеренно, как чередование нуля и единицы, а гораздо сложнее.
За дверью звуки борьбы. Его охватывает волнение – это хаотичная, болезненная цепочка цифр.
Он подходит к двери и открывает ее. Цифры внутри разрастаются, колют и норовят проткнуть кожу.
На полу красивая женщина, которая подарила ему сына. Он любит ее!
Над ней склонился человек с дрелью. Любимая в опасности!
Вращающее сверло приближается к ней. Цифры крошатся и вылетают из головы математика. Поток живых чувств сметает мертвые формулы. Сейчас они не помогут. Нужна совсем другая сила!
Математик врывается в операционную и хватает главврача за руку. Дрель падает на пол.
– А-а, вот ты где? – радуется Дмитрий Борисович. – Очень хорошо.
Он бьет его кулаком в поддых. Математик сгибается. Он никогда не дрался. Он только решал задачи и доказывал теоремы. Но сейчас его знания бессильны. Умная голова не поможет.
А вдруг…
Математик со всей силы бодает головой противника. Тот, не ожидавший сопротивления, падает навзничь, опрокидывая столик на колесиках. Звенят хирургические инструменты, бьются склянки, лекарства смешиваются и шипят на кафельном полу.
Врач поднимается, трясет головой, осматривает порезанную ладонь. Его глаза наливаются злобой. Он наступает. Его побелевшие пальцы стискивают скальпель. Из сжатой руки сочится кровь. Он слизывает ее. Теперь кровь размазана и по его подбородку.
Математик защищает любимую женщину. Отступать нельзя, она сзади. Математик топчется на месте. Ноги задевают электродрель. Он автоматически подхватывает ее. Пальцы, не державшие ничего тяжелее авторучки, сжимают инструмент с окровавленным сверлом.
Противники ощерились. Они стоят в метре друг от друга. Скальпель против электродрели. Жажда убить против желания защитить.
Скрежещет ключ в замке.
Психиатр делает нервный выпад вперед. Математик бьет по скальпелю дрелью. Оба инструмента вываливаются из рук и грохаются на пол. Разъяренный главврач прыгает на математика. Он готов задушить его. Их тела рушатся вниз. Математик стремится откатиться подальше от любимой женщины. Чтобы не случилось – она не должна пострадать. Ради нее и своего сына он обязан выиграть время!
Но психиатр сверху. Он мощнее. Сильные пальцы сжимаются на тонкой шее математика. В глазах мутнеет. Темное облако заслоняет яркое солнце хирургических ламп.
Новый жесткий удар.
Это подоспел оперативник и скинул психиатра. В его руке пистолет.
– Всё кончено, Дмитрий Борисович.
Над математиком склоняется добрая учительница.
– Как ты?
– Оксана, – шепчут его губы.
56
– Единственное, что я по-настоящему люблю на этом свете – математика. Еще я обожаю Данина, потому что ему дано то, о чем я только мечтаю. Он резвится в океане формул, как дельфин в морской воде.
Михаил Фищук говорил лежа на операционном столе. Его распахнутые глаза смотрели на выключенный круг хирургических ламп. Бесцветные губы шевелились медленно.
– Странная форма обожания, – заметил Виктор Стрельников. Он перевел неприязненный взгляд с прикованного к стулу наручниками Дмитрия Борисовича Фищука на его племянника. – Ваш дядя утверждает, что именно вы настояли на сегодняшней бесчеловечной операции.
– Конечно я, а что мне оставалось делать?
– Может быть сдаться?
– Глупости! Я должен был докопаться до главной тайны.
– Хорошо, оставим в покое сегодняшний день. Расскажите о вашем первом преступлении.
– Я всегда восхищался гением Данина. Когда он проговорился, что раскрыл тайну Ферма и нашел удивительное по красоте доказательство Великой теоремы, я был потрясен. Я ждал, когда он его опубликует. Но Данин не спешил это делать. Он пренебрегал формальностями. Тогда я попросил передать доказательство мне, чтобы я подготовил его к публикации. Он отказался. Я подождал еще, но он был категоричен. Данин заявил, что раз первооткрыватель, Пьер Ферма, сохранил доказательство в тайне, то и он поступит так же. Он не в праве отнять у математиков великую мечту! Если величайшая вершина будет покорена, то к чему еще стремиться? Он говорил всерьез, и это было ужасно! Я понял, что его не переубедить, и решил действовать.
Фищук замолчал.
– Расскажите, как вы проникли в квартиру Даниных, и что там произошло? – поторопил оперативник, посматривая на красный огонек диктофона.
– Вы поймите, я совершал великое благо. Я действовал в интересах всего человечества! Если бы кто-то, в свое время, перехватил руку Гоголя, когда тот бросал в огонь второй том 'Мертвых душ' или остановил Дантеса на дуэли с Пушкиным, неважно каким способом, потомки были бы ему благодарны. Разве не так? Я поклонялся Данину и всегда желал ему только счастья. Когда его предала жена с лучшим другом, и он переживал пагубную для науки депрессию, я познакомил его со своей сестрой. Я заставил ее сделать ему хорошо. Я действовал ради математики! И это принесло свои плоды. Данин возродился и нашел Великое доказательство! Но его открытие не должно было пропасть. И я решил выкрасть рукопись. Через дядю я нашел уголовника, который снабдил меня нужными отмычками.
– Коршунов проходил у нас экспертизу. Я ему тогда помог, – нехотя пояснил главврач в ответ на требовательный взгляд старшего лейтенанта.
– Я выбрал время, когда дома никого не было. Был солнечный день и Данин ушел к детскому саду, чтобы посмотреть, как гуляет его сын. В последнее время он становился сентиментальным. Потом поплелась в магазин его мать, и я проник в пустую квартиру. Это было легко. Но она сразу вернулась! Что было мне делать, если она заметила и узнала меня? Я ударил ее какой-то вазой, потом быстро нашел нужные рукописи и схватил статуэтки, чтобы хоть как-то запутать следствие. Выйдя из дома, я заметил бывшую учительницу Данина. Она только входила во двор, и я успел спрятаться в соседнем парадном. Потом я пришел в институт. С каким наслаждением я читал записи Данина! Я хорошо знал его почерк и манеру письма. Но там были лишь наметки к доказательству теоремы Ферма. В тексте несколько раз попадалось по одному восклицательному знаку и даже по два, но нигде не было трех! А это значит, что главную тайну он все-таки утаил. Если бы я был таким же талантливым математиком, как Данин, я бы дополнил его рассуждения. Но… но понял, что не справлюсь. Тогда я стал думать, что взял не все бумаги со стола Данина. Я решил вернуться в его квартиру, но появилась эта учительница. Она заявила, что видела меня во дворе и намекнула, что хранит секретные записи Данина. И я проник к ней.
– Я же вам говорила, – упрекнула Стрельникова Вишневская.
– Вы планировали ее убить?
– Я никого не хотел убивать! Мне нужна была только тайна Ферма! Это Данин заживо похоронил свое великое открытие, а я обязан был вернуть его человечеству!
– Оставим в покое высокий стиль, – поморщился Стрельников. – Расскажите про Коршуна. Как к нему попали статуэтки, и почему он оказался в реке?
