ощутимо слышится переплеск райских фонтанов».
Что ж, с годами человек нередко мудреет и добреет: старость, как и любовь, максимализирует наши склонности и черты, пристрастия ума и движения души. И потому совсем не удивительно, что уже в «Космической одиссее 2001 года», увидевшей свет на восемнадцать лет позже «Конца детства», Сверхразум выглядит у Кларка совсем иным. Влившись в него, навек распростившись со своей телесной оболочкой, Дэвид Боумен не теряет человеческой сущности. Не уничтожение родной планеты, а спасение ее от атомной угрозы — вот его поступок. И явление «призрака», фантома Дэвида Боумена, его близким — наглядное свидетельство тому, что остался он человеком. Как и Хэл в финале «2010: Одиссея два». И как доктор Хейвуд Флойд в завершающем романе трилогии, который вам предстоит прочесть.
Этот процесс неуклонной гуманизации идеи начался отнюдь не с «Космической одиссеи 2001 года». Причем не обошлось тут без одного странного на первый взгляд обстоятельства. В одной из последних сцен «Конца детства» Сверхправитель Кареллен объясняет Яну, почему облик представителей его расы в преданиях землян олицетворяет врага рода человеческого: «…время — нечто гораздо более сложное, чем представлялось вашей науке. То была память не о прошлом, но о будущем…» … «Это было словно искаженное эхо; отдаваясь в замкнутом кольце времени, оно пронеслось из будущего в прошлое. Скорее не память, но предчувствие».
Кларк впервые приехал на Цейлон в 1956 году. И только тогда, судя по всему, погрузился впервые в культурную, духовную, религиозную среду страны. Но… ведь еще в 1954 году вышел в свет его роман «Большая глубина», написанный годом ранее. А главным носителем гуманистического начала является там буддистский духовный лидер Маханаяке Тхеро, убеждающий мир в том, что «ранить, убивать живые существа, какие бы то ни было, … неправильно», что «везде, где можно, надо отказаться от убийства», и тогда все «мы сбросим бремя вины, которое, несомненно, угнетает душу каждого думающего человека при взгляде на тех, кто вместе с нами населяет эту планету». Какое разительное несходство позиции с действиями Сверхразума из «Конца детства»!
«— Зачем же они все уничтожили? — ахнул Ян.
— Возможно, им мешало присутствие чужого разума — даже самого примитивного, разума животных и растений. Нас не удивит, если в один какой-то день они сочтут помехой весь материальный мир», — or этого объяснения Кареллена, от такого прогноза мороз по коже…
Нет, не случайно «Большая глубина» — один из самых обаятельных романов Кларка. Свидетельством тому является, например, тот факт, что один из элементов созданного кларковским воображением мира, одна из сюжетных линий романа вторично родилась на страницах ранней повести братьев Стругацких «Возвращение. Полдень, XXII век». Даже такие яркие и самобытные писатели попали во власть обаяния кларковской мечты.
Пожалуй, именно с «Большой глубины» и начинал Кларк поиск разрешения конфликта, пытаясь превратить столкновение «необоримой силы» с «несокрушимой преградой» в некий синтез этих сил. И в этом смысле он выступает преемником национальной традиции английской фантастики. Ведь сущность книги, по общему признанию, основополагающей в английской НФ «Франкенштейна» Мэри Шелли, говоря словами критика Тома Хатчисона, заключается «в примирении, если таковое возможно, души человека с техникой, повелителем которой он надеялся стать».
С «Большой глубины» начинается в творчестве Кларка и поиск социальной гармонии человечества. Написанный, повторяю, в 1953 году, в разгар «холодной войны», роман рисует мир будущего, являющийся итогом не конфронтации, а конвергенции. И этой своей идее Кларк верен по сей день.
Кларк — любитель и мастер прогнозов. И не удивительно, что, заканчивая разговор о нем, мне хочется высказать и собственный прогноз. Число три обладает для Кларка неким магическим значением. Так, он трижды обращался к своей футурологической работе «Черты будущего» — первое издание вышло в 1962 году, переработанное в 1973, а в 1987 — развивающая эту тему книга «20 июля 2019 года». Три романа составили и «Космическую одиссею». В 1973 году вышел его роман «Свидание с Рамой», принесший Кларку небывалый успех, мерилом которого можно считать набор присужденных премий и призов. Судите сами: премия «Хьюго», присуждаемая любителями НФ; «Небьюла», учрежденная профессиональными писателями; «Юпитер», основанная преподавателями НФ; Мемориальный приз Джона У. Кемпбелла, приз Британского общества научной фантастики… Правда, трудно сказать, чем был вызван такой «призопад» — только ли литературными достоинствами романа или еще и тем фактом, что после пятилетнего перерыва «фантаст № 1» вновь вернулся к своему жанру… И вот недавно появился «Рама два». Не знаю, как скоро дойдет он до советского читателя, но уверен, что из «ворд-процессора» Кларка рано или поздно появится «Рама три». Ведь помните, чем кончается «Свидание с Рамой»?
«Все, что бы они ни делали, рамане повторяют трижды…»
Реванш сатаны
В начале, как известно, было Слово.
И Слово — всякий знает — было: Бог.
И еще была в этого Бога (или богов — монотеизм ли, политеизм, сейчас для нас с вами не суть важно) вера.
Ибо с помощью идеи божества человек объяснял себе мир, и все окружающее и происходящее делалось понятным — даже тогда, когда оставалось недоступным разумению. Почему солнце восходит или умирает человек? Да потому, что так определено свыше; порядок такой. Понятный, непонятный ли, приятный или безрадстный — но порядок.
Да вот беда — в благодетельной и благодатной сени веры потихоньку подрастало Знание. Век за веком сливались в тысячелетия, и оно, знание это, мало-помалу принялось если и не теснить веру, то уж во всяком случае соперничать с ней.
В нашем европейско-христианском сознании (о других народах и культурах я не говорю) в век Просвещения и век Пара и Электричества быстрые разумом невтоны постепенно обретали в глазах если не большинства, то очень и очень многих — а может, все-таки и большинства! — ореол святости; Наука же и Прогресс уверенно занимали место Божественной Благодати.
А сад Эдемский, совершив умопомрачительный курбет, переместился из прошлого, из начала всех начал, в будущее — то отдаленное, но неизбежное время, что наступит, когда Прогрессивная Благодать осияет весь мир.
Новая вера требовала и новых вдохновенных гимнистов. Они и пришли — под жюль-верновскими знаменами «романа в совершенно новом роде, романа о науке»; а чуть позже это диковинное племя, с легкой руки американо-люксембуржца Хьюго Гернсбека (или, точнее, того неведомого — мне, по крайней мере, нашего соотечественника, что перетолмачил на язык родных осин предложенный «дядюшкой Хьюго» термин) получило наименование писателей-фантастов, творимая же ими литература — соответственно, научной фантастики.
И хотя уже первые её столпы и — адепты — начиная с самого отца-основателя Жюля Верна, не говоря, тем более, о Герберте Уэллсе поставили всеблагость свершений научного прогресса под большой вопрос, тем не менее, вера от того не пошатнулась. Издержки… а на них, как известно, многое списать можно; и искусство это род человеческий освоил, прямо скажем, в совершенстве.
Однако настал момент, когда издержки эти оказались непомерно велики — в июле — августе сорок пятого, явившего миру чудовищные атомные грибы, вспухшие над Аламогордо, Хиросимой, Нагасаки. Многими жуткое это Троебомбие было воспринято как потрясение основ. Потрясение же обернулось крушением веры.
