Шарлотту де Ла Тремуйль. Эта идиллия полудетской влюбленности спустя много лет получит весьма драматичное продолжение и фатальное завершение: выйдя замуж за принца Конде, Шарлотта будет обвинена в отравлении супруга и осуждена на тюремное заключение, во время которого у нее родится сын, зачатый, по слухам, в греховной связи с Генрихом Наваррским. В юную супругу своего (если верить слухам) отпрыска, тоже носившую имя Шарлотта, престарелый Генрих IV будет безумно влюблен, и эта последняя в его жизни любовь окажется для него роковой. Но всему этому, как известно, будет предшествовать его не менее роковой брак с Маргаритой Валуа — пресловутой королевой Марго.
Путешествия развивают и формируют личность, что особенно важно для тех, кому волею судеб уготовано править народом. Будущий Генрих IV получил уникальную возможность узнать страну и населявших ее людей. Подобного рода знаний он не приобрел бы ни в одном коллеже и ни от одного сколь угодно великого наставника. Гигантский кортеж, включавший в себя тысячи человек и растянувшийся на многие километры, двинулся из Фонтенбло в путь 13 марта 1564 года. Короля, королеву-мать и принцев крови, к числу которых принадлежал и Генрих Наваррский, окружала толпа молодых дворян и «летучий эскадрон» фрейлин, готовых на все услуги, в том числе и весьма деликатного свойства, чем они и были особенно полезны для Екатерины Медичи. Юных принцев сопровождали их учителя, во время остановок проводившие с ними занятия и по пути обращавшие их внимание на географические и исторические достопримечательности. Ехали не спеша, смотря по обстановке преодолевая за день от 10 до 50 километров и проводя в попадавшихся на пути городах и замках от нескольких дней до нескольких месяцев. Не полагаясь на комфорт, который способна была обеспечить принимающая сторона, везли с собой в огромных фургонах все, что могло пригодиться, — от мебели и гобеленов до маскарадных костюмов.
11 апреля, когда королевский кортеж находился в Труа, был подписан выгодный для Франции мир с Англией, по которому французская корона возвращала себе Гавр и, за компенсацию, Кале. Хотя Елизавета Английская поддерживала и продолжала поддерживать французских протестантов, Екатерина Медичи не усматривала в этом угрозы для себя. Если еще пару лет назад она и могла опасаться, как бы гугеноты не стали доминировать во Франции, то теперь она видела все их слабые стороны и, путешествуя по стране, еще больше укрепилась в этом мнении.
Спустя несколько дней после этого радостного события произошел инцидент. Генрих Наваррский, играя в мяч, неудачно упал и ушиб себе голову — не смертельно, слава богу, но достаточно сильно, чтобы провести пару дней в постели; судьба продолжала хранить его. Это не столько огорчило королеву-мать, сколько послужило ей поводом обратиться с дружеским посланием к Жанне д’Альбре, дабы напомнить ей, что желательно было бы видеть ее при путешествующем дворе, к которому она могла бы присоединиться во время одной из следующих остановок. Двигаясь через Бар-ле-Дюк, где Екатерина Медичи крестила своего первого внука, сына герцогини Лотарингской, и Лангр, двор прибыл в Дижон, в котором для юных принцев была устроена потешная осада форта с обстрелом его королевской артиллерией. Сев на суда в Шалоне- сюр-Сон, путешественники прибыли в Макон.
Там их уже несколько дней ждала королева Наваррская, которая не знала покоя в своем кальвинистском усердии, а потому скандалы повсюду следовали за ней по пятам. Не обошлось без крупного инцидента и на сей раз. Прибывшие с ней гугенотские проповедники подвергли хамским оскорблениям участников процессии, проходившей в городе по случаю большого католического праздника Тела Господня, которую возглавлял сам кардинал Бурбон, брат ее покойного супруга. Как и во время гугенотских бесчинств в Вандоме, это явилось глумлением над религией, усугубленным оскорблением, причиненным семейству Бурбонов. Скандальное поведение в Маконе людей Жанны д’Альбре омрачило ее встречу с Екатериной Медичи и сыном Генрихом. Незамедлительно оповещенная кардиналом о происшествии королева-мать отреагировала самым решительным образом, распорядившись повторно провести процессию, в которой должны были пройти как сама Жанна, так и ее беарнцы с обнаженными головами. Екатерине не хотелось показаться слабой перед испанским посланником, совершавшим вместе с ней путешествие и обо всем докладывавшим своему господину.
Продолжением путешествия явился триумфальный въезд в Лион. Генрих Наваррский ехал третьим, сразу за королем и его братом, облаченный в роскошное одеяние из темно-красного бархата, украшенное золотой вышивкой, и в шляпе из того же материала. Лион был крупным очагом гуманистического движения и Реформации, и Жанна рассчитывала, что сможет здесь подчинить сына своему влиянию. Она приводила его на протестантские богослужения, проходившие прямо под открытым небом, в знак протеста против королевского запрета на отправление кальвинистского культа в храмах. И все же она не могла не замечать, что мальчик ускользает из ее рук. Дядя-кардинал официально представил его иностранным послам как первого принца крови, что предполагало его принадлежность к католицизму. В отчаянии, не зная, что еще предпринять, Жанна обратилась к Екатерине Медичи с просьбой позволить ей удалиться вместе с сыном в Беарн и, как следовало ожидать, получила категорический отказ. Ей предложено было отправиться одной и не в Беарн, а в Вандом, приняв в качестве утешительного приза 150 тысяч ливров. Туда она и поехала, вызвав своим прибытием очередную вспышку беспорядков в городе.
А для сына ее Генриха необычайным происшествием ознаменовалось пребывание в городе Салон- де-Кро в Провансе, куда двор прибыл 17 октября. Там жил знаменитый астролог и маг Нострадамус (Мишель де Нотр-Дам). Возможно, Екатерина Медичи, увлекавшаяся астрологией и магией, специально сделала остановку в этом городе, дабы повидаться с ним. Нам ничего не известно о пророчествах (ежели таковые были; впрочем, как же иначе — для чего же она встречалась со знаменитым прорицателем?) относительно самой королевы-матери и ее сыновей, зато Нострадамус почему-то заинтересовался Генрихом Наваррским. Дабы отчетливее прочитать на его теле знаки судьбы, он пожелал видеть его обнаженным, для чего попросил дозволения войти в покои принца, когда тот пробуждался ото сна. Камердинер специально медлил с надеванием на голого принца сорочки, пока Нострадамус пристально разглядывал его. Наконец маг, обращаясь к слуге, изрек свое знаменитое пророчество: «Если Господь окажет вам милость дожить до той поры, вашим повелителем будет король Франции и Наварры».
Пьер Л’Этуаль, много позже поведавший в своем мемуарном труде об этом удивительном происшествии, естественно, истолковал слова астролога как пророчество о восшествии на французский престол короля Генриха IV. И то сказать: было бы странно, если бы Нострадамус, предсказавший все на свете, даже чернобыльскую катастрофу и теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года (чего только не вычитают в его писаниях!), прошел мимо столь славного отрока. В действительности же его пророчество составлено в строгом соответствии с законами жанра. Прежде всего, оно двусмысленно: то ли король Наварры взойдет на французский престол, то ли французский король аннексирует Наварру (подобно античным прорицателям: «Если начнешь войну, великое царство разрушишь» — чье царство: свое или противника?). Кроме того, все подобного рода пророчества «сбываются» лишь после того, как произойдет некое событие, которое при желании можно истолковать как исполнение предсказания — будь то через несколько лет или спустя пять столетий.
К чести Генриха Наваррского, сам он отнесся к утреннему происшествию в спальне не без юмора: впоследствии он любил рассказывать, что не на шутку испугался, увидев, что камердинер медлит подавать ему сорочку: не собираются ли его высечь? Современники не придали особого значения этому предсказанию Нострадамуса; во всяком случае, оно не произвело сильного впечатления на Екатерину Медичи, которая не рассматривала Генриха Наваррского как реального конкурента своим сыновьям, способного вместо или после них занять королевский престол Франции. Как бы то ни было, ее отношение к Беарнцу после этого ничуть не изменилось.
Путешествие двора продолжилось на юге Франции, и юные принцы с наслаждением любовались невиданными прежде экзотическими растениями, пальмами, апельсиновыми и хлопковыми деревьями, а прежде всего — Средиземным морем. В Марселе принцев, переодетых турками, пригласили на галеру, чтобы принять участие в имитации морского сражения. Религиозные различия не мешали им дружить и радоваться жизни. Они умели шутить и не обижаться на шутки. Однажды Генрих, по протоколу сопровождавший Карла IX в храм, остановился у его порога — дальше ему как гугеноту хода не было. Тогда король сорвал с его головы шляпу и бросил ее внутрь храма, чтобы заставить его войти туда. Раскаты хохота подтвердили, что шутка удалась. Судя по тому, что эта проделка потом еще не раз повторялась, Генрих все-таки переступал порог католического храма, следуя за своей шляпой. Суровая зима 1564/65 года, которую двор провел в Каркассоне, запомнилась принцам игрой в снежки, возведением, обороной и штурмом снежного бастиона. Взрослые заботы еще обходили их стороной.
