перемирия проходили с середины декабря 1586 года в замке Сен-Брис, расположенном между Коньяком и Жарнаком. Беарнец тем охотнее пошел на заключение этого перемирия, что, как он верил, время работало на него. При этом он не смог отказать себе в удовольствии помурыжить тещу, заставив ее более двух недель томиться ожиданием в Сен-Мексане, где первоначально была назначена встреча. Престарелую королеву-мать он довел до того, что та в отчаянии воскликнула: «Да он издевается надо мной!» Каков был уровень доверия между договаривающимися сторонами можно судить хотя бы по тому, что на свидание с тещей-мамой король Наваррский приехал в сопровождении четырехсот всадников, всегда находившихся в состоянии боевой готовности, а та, приветственно обнимая зятя, прощупывала, не носит ли он под камзолом кольчугу. Угадав ее мысли, Генрих со смехом расстегнул камзол и, показывая на свою обнаженную грудь, сказал: «Смотрите, мадам, я ничего не прячу».
После этого завязался разговор, о содержании которого нам известно из отчета, направленного Екатериной Медичи Генриху III. Смысл беседы сводился к тому, что собеседники пытались выведать намерения друг друга, рассыпаясь при этом в комплиментах и заверениях в совершеннейшем почтении. При этом не было ни малейших шансов прийти к соглашению, поскольку королева-мать не привезла никаких более конкретных предложений по урегулированию, чем это: «Ну что, сын мой, совершим доброе дело?» Тот с готовностью ответил: «За мной, мадам, дело не станет; я желаю того же». И далее:
— Так скажите же, чего именно вы желаете!
— Я желаю, мадам, того же, что и Ваши Величества.
— Оставим эти церемонии! Прямо скажите, чего вы требуете.
— Мадам, я ничего не требую и прибыл сюда лишь для того, чтобы получить от вас распоряжения.
— Да полно вам, вносите предложения!
— Мадам, у меня нет предложений.
И так далее, день за днем. Тем не менее Генрих Наваррский не прерывал этот диалог глухих, чтобы дать немецким рейтарам время прийти к нему на помощь. В течение трех месяцев он как мог развлекал свою тещу. Наконец, 15 марта 1587 года он предложил ей помощь французских и немецких протестантов, дабы восстановить авторитет короля, подорванный действиями Лиги, и обеспечить его подданным длительный мир. Резонно предположив, что зять потешается над ней, Екатерина Медичи тут же положила конец переговорам. Они расстались, чтобы больше уже никогда не свидеться.
Война возобновилась. Положение Генриха III в Париже с каждым днем становилось все более невыносимым. Лигёры ни во что его не ставили. Не добавляли оптимизма и «политики», заявлявшие, что при помощи гугенотов они избавили бы его от тирании Генриха Гиза. Дабы показать, что он еще хозяин в собственном королевстве, Генрих III потребовал, чтобы Гиз и Эпернон примирились. Жуайез получил приказ оттеснить короля Наваррского в Беарн, тогда как Гиз отправился оборонять восточные границы от немецких рейтар. Король, надеявшийся на победу Жуайеза и на поражение Гиза, подался на Луару, где принял под свое командование резервную армию. Эта позиция позволяла ему в нужный момент вмешаться там, где военная удача благоприятствовала бы ему. Генрих Наваррский, желавший успеха немецким рейтарам ничуть не больше, чем французский король — Лиге, тем не менее нуждался в этих иностранных контингентах, тогда как Генрих III опасался иностранной оккупации своего королевства.
В молодости король Франции, тогда еще герцог Анжуйский, проявил себя хорошим стратегом, одержав победы при Жарнаке и Монконтуре. Теперь он демонстрировал, что не утратил этих качеств, составив следующий план военной кампании: поскольку Генрих Наваррский недостаточно силен, чтобы победить без помощи немецких наемников, надо воспрепятствовать их прибытию, после чего направить все силы против него. Поэтому Гиз тревожил рейтар, устраивая мелкие стычки с ними на границе, но смог лишь замедлить их продвижение, не воспрепятствовав их дислокации на Луаре. Пока его противники попусту теряли время (Жуайез, добившись локальных успехов в Пуату, отправился в Париж, чтобы просить у Генриха III разрешения атаковать короля Наваррского, не давая ему соединиться с рейтарами), Генрих Наваррский устремился к Луаре на соединение с немцами. При этом он ежеминутно, точно простой солдат, рисковал своей жизнью. Не раз видели, как он во время осады в окопе орудует саперной лопатой и, свалившись от усталости, спит в телеге, запряженной волами.
Битва при Кутра
Генрих Наваррский внешне спокойно воспринял сообщение о том, что Жуайез покинул Пуатье, имея восемь тысяч пехоты и две тысячи кавалерии, и двинулся на соединение с маршалом Матиньоном, который, выйдя из Бордо, шел навстречу ему с четырьмя тысячами человек. В чем состоял стратегический план Беарнца? Путаные объяснения, которые он давал своим сторонникам после битвы при Кутра, были не чем иным, как попыткой задним числом оправдать собственные действия. Ранее он собирался расположиться в долине Луары и там дожидаться подхода немецких рейтар, полагая, что Генрих III находится в затруднительном положении и не сможет помешать ему. Однако к концу сентября 1587 года ситуация изменилась: Жуайез двигался навстречу ему во главе новой многочисленной армии. Оставалось лишь надеяться на скорое прибытие германского войска, которое оттянуло бы на себя значительную часть военных сил противника, но союзники запаздывали.
Если верить позднейшим объяснениям Генриха Наваррского, он собирался совершить грандиозный обходной маневр через Перигор, Керси, Руэрг, Жеводан и, наконец, Бурбонне, где намеревался соединиться с германскими союзниками. Затем соединенное войско должно было двинуться к Парижу, чтобы принудить короля к капитуляции, возможно, одним только устрашением, не начиная военных действий. Короче говоря, предполагалось повторить маневр, совершенный в свое время Колиньи, который действительно привел к дипломатическому успеху гугенотов — но ценой каких потерь! Однако едва ли это было под силу маленькой армии, имевшейся тогда в распоряжении Генриха Наваррского. Даже в лучшие времена, когда под его командованием находились гораздо более многочисленные воинские контингенты, он не предпринимал ничего подобного. То, что он проделал осенью 1587 года, больше напоминало бегство, совершенно неожиданно для его инициатора приобретшее стратегический смысл.
В личном мужестве, даже отчаянной храбрости Генриху Наваррскому не откажешь, но велик ли был его полководческий талант? Нельзя просто так отмахнуться от слов Наполеона, назвавшего его «бравым кавалерийским капитаном». Великий корсиканец доверил бы ему командование кавалерийским эскадроном — и не более того. Алессандро Фарнезе, величайший полководец среди современников Беарнца, называл его «всего лишь кавалеристом», начисто лишенным способностей стратега и лишь в малой степени наделенным умением тактика. Никогда у него не было глубоко продуманного плана, оригинального стратегического решения. Он лишь оперативно реагировал на сложившуюся ситуацию, да и то далеко не всегда адекватно, а его героизм порой превращался в неуместное и даже вредное для дела геройствование. Он по преимуществу, par excellance, был воином, по прихоти судьбы вынужденным играть роль то великого полководца, то короля («Я думал, это — король, но это всего лишь кавалерист», — сказал Фарнезе).
На основании мемуаров Дюплесси-Морне можно составить представление о том, какое решение было первоначально принято на военном совете. Поскольку армия гугенотов была слишком слаба, чтобы совершать марш на Луару для соединения с германскими рейтарами (она не выдержала бы столкновения с главными силами королевской армии), а также учитывая приближение осени с типичным для этого времени года подъемом воды в реках, затрудняющим форсирование водных преград, было решено отойти на благодатные земли Гиени, дабы там пополнить армию свежими силами и соединиться с Монморанси. А как же Жуайез? Едва ли он позволил бы увлечь себя вглубь Юго-Западного края, где его ждала бы верная гибель.
Итак, гугеноты начали отход, заманивая противника в ловушку. Роялисты неоднократно пытались навязать бой, но всякий раз безуспешно. Последний шанс принудить воинство Генриха Наваррского к сражению, пока оно не ушло вглубь Гиени, представился, когда гугеноты оказались в месте слияния рек Иль и Дронна, неподалеку от городка Кутра. Времени, чтобы переправиться на другой берег и продолжить бег к югу, уже не оставалось, и Генрих решил принять бой. Здесь на небольшой равнине размером менее чем километр на километр 20 октября 1587 года и состоялось первое победоносное для гугенотов сражение. По
