божество», «госпожа могучая». Ей отводится важное место при сотворении людей. Хотя сам этот процесс описан неопределенно и Энки поручает сотворить глиняных существ матери-прародительнице Намму, ее помощницей назначается Нинмах.
Так или иначе, а по окончании сотворения первых людей был устроен пир богов, освобожденных ныне и вовеки веков от тягот труда, возложенных на род человеческий. Как повествует миф: Энки и Нинмах выпили пива, божья утроба возликовала. Нинмах так Энки молвит:
«Человеческое созданье – хорошо ли оно, дурно ли оно – Как мне сердце подскажет, такую судьбу ему присужу – или добрую, или злую».
Так похваляется подвыпившая богиня, как будто забывая, что вершителем судеб людей и богов является Энки. Он, естественно, возмущается. Тогда Нинмах, чтобы досадить ему или посмеяться над ним, отщипнув глины, мягкой глины из подземных владений Энки, создает человека, руки которого не способны что-либо взять. Остроумный Энки не растерялся и назначил его царским стражем (явный намек на то, что стражи при случае не прочь поживиться царским добром).
Тогда Нинмах сотворила человека близорукого, слабо видящего, «кто щурил очи». Энки наделил его певческим талантом, отослав его услаждать царский слух. Сотворила пьяная Нинмах человека с кривой и слабой ногой, но и ему определил Энки место в жизни – стать серебряных дел мастером. Из рук Нинмах вышла женщина, не способная родить, а Энки наделил ее талантом ткачихи. Тогда Нинмах, так и не протрезвев, слепила существо, не имевшее ни мужских, ни женских признаков. Но и для него нашлось дело: служить дворцовым евнухом.
Расстроилась богиня, помяла в руках очередной кусок глины, да и бросила на землю. Энки сказал ей:
И вот Энки «начал лепить формы – внутри и снаружи – голову, руки, части тела». Получилось у него нечто маленькое, слабое, по имени Умуль.
Нинмах, посмотрев на Умуля, к нему обратилась. Она к Умулю подошла, она вопрос ему задала, а он и говорить не умеет.
Хлеба поесть ему дает, а он руку за ним протянуть не может. На кровати он не лежал спокойно, он совсем не хотел спать. Сесть он не умел, встать он не умел, он лежать совсем не хотел. В дом войти он не может, он пропитать себя не может.
Нинмах пришла в недоумение: какое место в жизни определить такому существу? В ответ Энки похваляется своим даром наделять любые создания той или иной судьбой. А завершается сказание так:
Нинмах не соперница владыке великому Энки. О отец Энки, хвала тебе хороша!
Казалось бы, мораль проста: богиня, не наделенная даром провидеть судьбу различных созданий, определять им «Me», «Сути», понапрасну соперничает с более могущественным богом. Можно еще добавить, что она, пожалуй, захмелела больше, чем он, и не смогла достойно выйти из трудного положения. Или, напротив, Энки напился до того, что сотворил нелепейшего уродца, которому не находится места в жизни…
Наиболее интересна оригинальная трактовка эпизода американской исследовательницей Анной Килмер, с которой соглашается В.К. Афанасьева: Энки сотворил младенца! Если обратить внимание на то, какие характеристики даны созданию Энки, такая версия выглядит правдоподобной. К сожалению, часть текста до нас не дошла. Ясно только, что потерявшая самообладание Нинмах, да еще находящаяся под хмельком, разражается руганью и проклятьями в адрес мудрого Энки. Он, стараясь оставаться спокойным, предлагает ей взять свои слова обратно и произносит: «Умуль… из лона твоего да будет исторгнут!»
Остается неясным, каким образом Умуль очутился в теле Нинмах. Возможно, в этом процессе принимал какое-то участие «корень» Энки, потому что этот орган «повсюду достойно прославят».
Не исключено, что весь сюжет о сотворении Умуля-младенца не без юмора повествует о том, как возник извечно существующий способ размножения людей. Здесь же присутствует и элемент загадки, сюжетной интриги: что за существо вышло из рук Энки? Нинмах, не сумевшая разгадать дальновидный замысел бога, пришла от этого в неистовство.
В отличие от последующей вавилонской трансформации мифа о творении одной пары людей, шумерский вариант выглядит более реалистичным (если вообще допустимо говорить о реалистичности подобных сказаний). Здесь усматривается попытка объяснить, каким образом боги, не придерживаясь «божественных форм», создавали людей с теми или иными врожденными недостатками.
Образы пьяных богов, сотворяющих нечто несуразное, не только отражают человеческие слабости, но и позволяют бренному человеку утешаться тем, что и боги причастны к этому пороку, а потому мироздание вовсе не идеально, не подчиняется одному только великому Разуму и порой демонстрирует несуразности, нелепости.
Но вот еще один подтекст. В этом мифе высказана своего рода гипотеза о зависимости врожденных уродств от употребления хмельных напитков (а также, по-видимому, наркотических, которые употреблялись во время храмовых ритуалов).
Такое предположение может показаться чересчур современным, актуальным для нашего, а не того далекого времени. Однако факт остается фактом: шумеры явно показали связь врожденных уродств с пьянством тех, кто «создает» детей (вряд ли случайно в этом процессе участвует женское и мужское божество).
Нет сомнения, что шумерский миф о сотворении рода человеческого мудр. Но самое удивительное, что со временем, через несколько столетий, стало забываться наиболее интересное и содержательное, о чем повествовал миф, а в памяти людей сохранялись только наиболее фантастичные фрагменты, порой граничащие с бессмыслицею.
ИНАННА (ИШТАР В АККАДЕ)
Положение в обществе сказывалось и на отношении к богиням. Уменьшение роли охоты в добывании пищи, переход преимущественно к собирательству и примитивным формам земледелия выдвинули на первый план образ богини-праматери. В последующем богини стали в основном спутницами и усладительницами могущественных богов. А миф о сотворении уродцев пьяной Нинмах подчеркивает опасность для женщины, пристрастившейся к алкоголю, рожать детей.
Однако с ростом и укреплением городов, улучшением благосостояния горожан, разнообразием культурных потребностей роль женщин становилась все более важной. Возможно, некоторые из них принимали участие в управлении, становились правящими царицами, проявляя государственную мудрость. Образ подобной женщины и отражает богиня Инанна (в переводе – «владычица небес»), которая под именем Нинсианы почиталась также как небесное божество, «звезда утреннего восхода» (планета Венера).
В Уруке, где Инанна была богиней-покровительницей, ее считали дочерью Ана; в Уре – дочерью бога Луны Нанны и сестрой солнечного бога Уту. Тем не менее в мифах и легендах она предстает почти исключительно земной богиней, а то и властительницей города Урука. Показательно, что у Инанны, подобно типичной женщине, сочетаются противоречивые черты: она богиня плодородия, любви и войны. Более того, судя по одному из популярных шумерских мифов, она порой способна обхитрить самого мудрейшего из богов – Энки.
Она собралась направиться в город Эредуг, к богу Энки (покровителю города), «дабы жречеству верховному благо сотворить», как она поясняет. Она еще только двинулась в путь.
А в то время он, Разум обширный, в мироздании Сути ведающий, Все, что у богов на сердце, в жилье своем сидя, знающий, Светлая Инанна к Эредугу и на версту не приблизилась, А Энки, владыка Абзу, уже знает про то.
Казалось бы, с таким богом, поистине Всемирным Разумом, хранителем Сутей и Судеб, знающим все наперед, – с ним невозможно, бессмысленно вступать в интеллектуальное соревнование. Боги-мужчины на это не решались, а Нинмах осрамилась, пытаясь обхитрить Энки. И все-таки это не остановило Инанну.
Энки устроил торжественную встречу богине, а затем – пир:
В Абзу пиво пьют, сладким вином услаждаются. Сосуды бронзовые великолепные до краев полны.
Тут-то и проявилась предусмотрительность Инанны. Она сумела очаровать подвыпившего и
