Схематизатор Пупова

Напарываясь босыми ногами на колючие трубочки и шепотом проклиная Пупова, я подкрался к дому, задирая ноги, как танцующий журавль. Прильнул ухом к холодной двери. Тихо… Вдруг!

Женский голос. Не от двери, а от окна:

— … И весь год ты скрывал это от меня!

— Не хватало, чтобы ты плакала, — затарахтел из глубины дома голос Пупова. — Я совершил величайшее открытие. Видишь, на опушке схематизированные деревья. Осталась принципиальная схема: питающий стержень, пластина фотосинтеза. Никаких излишеств!

Я вернулся в лес. Сплел себе юбку из травы и ветвей. Надо было начинать дипломатические переговоры.

…Пуповы прохаживались вдоль берега. Фиолетовый луч лизал воду, и волны становились ровными и бесцветными, как на графике.

Я вышел из-за кустов, поздоровался издали и, стыдясь своей юбки, заговорил о бессмысленности схематизации.

— Ерунда! — резко крикнул Пупов. — Самое разумное — упрощать. Мы перегружены сложностью мира… Да вы не теребите сарафан, а то на нем все листья опадут.

…Жизнь моя усложнилась необыкновенно. Приходилось самому добывать огонь, мастерить каменные орудия, охотиться на диких животных, собирать ягоды и коренья. Тем временем фиолетовое зарево приближалось к горам.

На охоте мне встретилась маленькая тележка с коробочкой и бачком. Она катилась во главе овечьего стада. На схематизированном поле она принялась сбивать пластины и укладывать их в бачок.

Я понял: это — схематизированный баран. Подумать только! И я могу оборотиться тележкой, возящей мозги в коробочке!

Срочно нарядившись в парадную юбку и взяв в руки увесистую дубину, я вновь отбыл с дипломатическим визитом к соседям.

Пуповы схематизировали цветы на поляне. В клубах фиолетового пожара все растения сгорали в однотипные стерженьки с пластинками.

— Послушайте, вы! — крикнул я зычно. — Не лучше ли подарить вашей даме букет живых цветов?

— Он схематизированный? — засмеялась женщина.

— Сами такие! — обиделся я.

— Он вскоре без всякого аппарата перепроизойдет в обезьяну, — сказал Пупов.

Действительно, я ощутил пробуждение первобытных инстинктов.

— Ты, хиляк! — прохрипел я, вздувая мышцы и поводя дубинкой. Интеллигент паршивый. Размозжу!

Я был противен сам себе. Но ничего поделать не мог. Бытие определяет сознание, а мое бытие было теперь примитивное.

От Пупова исходило слабое фиолетовое сияние, и это как-то по-особенному ярило меня. С истошным воплем я бросился на него.

Навстречу — фиолетовая волна. Я метнулся в сторону и дал стрекача. Сзади гоготали Пуповы.

Отдышавшись, я оправил юбку и вновь вышел из кустов. Застонал жалобно, как подбитая птица:

— Зачем это? Не надо, не надо!

— Надо, — твердо сказал Пупов.

Спутница его прощебетала, играя длинными ресницами:

— Да он не знает, что такое такое наука и техника.

— Вы ответите! — стонал я.

— Кому отвечу? Я схематизирую всю планету. Сделаю ее доступной и простой, как карманные часы. Позже — схематизирую весь мир. Постигну все его взаимосвязи. Он будет для меня игрушечным. Вы помните сказки о боге всепостигающем?

— И о богине, — без ложной скромности дополнила его спутница. Только теперь я заметил, что она молода и стройна, с глазами, как несхематизированное море: зелеными, глубокими и блестящими.

— А разве сами вы, — продолжал Пупов, — не захотели бы мыслью пронизывать все мироздание, достигнув предела величия, могущества и счастья!

Конечно, я бы хотел. Да еще — с богиней… Но ведь это ему была уготована подобная участь! Мне вдруг открылась бездна, и руки мои, как в падении, взметнулись к небу, и сердце сладко и жутко похолодело.

— Порчу несете вы миру! И этому острову — изумруду в аквамариновой оправе. И этим облакам, изменчивым, как сновидения. И этим деревьям прекраснейшим колоннам, поддерживающим небо. И живым существам, на которые не пожалела природа лучшие материалы и миллиарды лет творения! И людям, наконец! Любой из нас не хуже вас!

— Он стихами заговорил, — изогнула брови Пупова.

— За такие стихи схематизировать мало, — сказал изобретатель. — Ты мне надоел. Иди, пасись на воле. Это скоро кончится.

Я вернулся к своей лежанке, выстланной пряной травой. Замерли кругом фиолетовые деревья под фиолетовым небом, и море вдали лучилось фиолетовыми бликами.

«А может быть, так даже лучше? — думал я. — Может быть, нас уже когда-то схематизировали? И не один раз. Еще разок схематизируют подумаешь, беда большая! От этого не умирают».

Мне понравилась мысль, что Пупов, великий схематизатор, сам уже был прежде схематизирован. А кто помешает и мне со временем изобрести такой аппарат? И тогда я схематизирую мир, схематизированный Пуповым. Надо мной останется разум Пупова. Потерпеть можно… Лучше добровольно согласиться на упрощение.

На опушке леса я залег и стал наблюдать.

Столбы фиолетовых лучей возносились к облакам и лились оттуда на остров неиссякаемым дождем. Аппарат наращивал мощь. Пуповы стояли в самом фиолетовом пекле и порой казались призрачными дрожащими язычками пламени. Боги огня? Или его жертвы?

Будто под рентгеном просвечивали их кости, черепа…

Пупов пригляделся к своей спутнице:

— Ты похожа на схему из учебника анатомии.

И вмиг лучом спалил ее в маленькую куколку, поднял с земли и сунул во внутренний карман пиджака.

…Я пришел в себя — через несколько часов или дней? — и огляделся. Вокруг все было по-старому: заросли, дюны, море.

Ни Пуповых, ни аппарата я с той поры не видел.

…Иногда мне приходит в голову вздорная мысль: а что если Пупов схематизировал меня? И вас? И всю Землю? И всю Вселенную?

Нашим схематизированным мозгам все кажется обычным, непостигаемо сложным. Но Пупов своим всевидящим оком измерил до дна пространство и время. И мир для него открыт и понятен, как заводная игрушка…

Ну и скучно ж ему жить на свете!