сердца и легких, рубец, пирожки с разными начинками, чесночные гренки.
Я заметил, что Петер поглядывает на раскрасневшуюся Нину, и его взгляды не остались незамеченными Мартой.
Зато сама Нина весело переговаривается с Мартой-младшей, и я заметил в ней что-то новое и неожиданно мягкое.
Племяннице Петера восемь лет, он и мать ее обожают. С рождения девочка страдает астмой. Практически все время она проводит в санаториях и больницах, но терпеливо и мужественно все сносит. Я знаю, что Петер помогает сестре, потому что лечение обходится очень дорого.
Нина достала из сумки фотографии своего сына, и рассказывает о его проделках. Марта смеется, и я с удовольствием вслушиваюсь в серебряные колокольчики ее смеха.
Вскоре в зале зазвучала веселая музыка. Исполнители были в красочных национальных костюмах, и я сделал несколько снимков на память.
Потом мы вернулись к камину, нам на десерт принесли штрудель. Марта с гордостью объявила, что делали его они с дочерью, и мы захлопали.
Уже поздно ночью мы распрощались с гостеприимными хозяйками, и Петер проводил нас в отель.
Если учесть, что национальный напиток здесь имеет крепость чуть ли не 80 градусов, такая прогулка пришлась мне весьма кстати.
Мы поднялись в номер.
Нина прошла к себе, но дверь не закрыла.
Я почувствовал, что сегодняшнее веселье завтра отзовется головной болью, и с тоской подумал: хорошо бы вообще не ложиться спать.
Я громко спросил Нину:
– Это для сына ты делаешь фотографии? Сколько ему лет? Ты почему-то не рассказывала о нем раньше.
Нина появилась в дверях:
– Да так, раньше просто к слову не пришлось.
– Я рад, что ты развеселила малышку. Поверь, у нее очень тяжелая жизнь. Девочка очень любит дом, и мать с дядей. Но дома бывает, в лучшем случае, пару месяцев в году.
На ее вопросительный взгляд я ответил:
– Астма. Она живет на ингаляторах.
Она кивнула:
– Я обратила внимание, что Марта тяжело дышит.
– Болезнь сделала ее дисциплинированной, каждый час ее жизни расписан. Только так она вообще может жить. Петер очень любит ее.
Нина улыбнулась:
– Я заметила.
– Он помогает Марте, и материально тоже.
Нина вздохнула:
– Мне тоже помогают мама и сестра с мужем. Я стараюсь никому об этом не рассказывать, но два года назад Антон, мой здоровый и веселый мальчик, заболел, ему становилось все хуже, и врачи вынесли ему приговор: тромбоцитопеническая пурпурра. Я приехала домой, прочитала об этой болезни в медицинской энциклопедии, и у меня заложило уши. Знаешь, как в самолете?
Почему-то название болезни в моей голове ассоциировалось с какими-то французскими королями, но переспрашивать у Нины я не решился. Было что-то в ее голосе, отчего я не стал этого делать.
Она пояснила сама:
– Его организм не вырабатывает тромбоциты. Началась анемия, мы стали постоянными пациентами клиники и Тошкино лечение стоит безумных денег. Кроме того, нужна пересадка костного мозга, лучше всего было бы взять клетки у брата или сестры, но увы… А донора удалось найти только в иностранном банке. Ирина в курсе моих проблем, она помогает мне с клиентами, и подруги подбрасывают переводы.
Нина вздохнула:
– Твоя ссора с подругой мне очень помогла, теперь нам хватит денег, чтобы поддержать его организм и дождаться операции.
Несмотря на количество выпитого, я долго не мог уснуть.
Проснулся поздно, Нины в номере не оказалось, и я решил, что она пошла в бассейн.
К завтраку я спустился один, страшно трещала голова после вчерашнего.
По понятной причине есть не хотелось совершенно, и я с отвращением смотрел, как мои соседи, компания жизнерадостных молодых немцев, поглощают подносы еды.
Я уже допивал свой кофе, когда в комнату вошла Нина с розовыми от ходьбы щеками. Наверное, просто выходила прогуляться, с завистью подумал я.
Она подошла, расстегнула куртку, уселась и вытянула пушистый шарф. Сразу вокруг распространился холодновато-терпкий запах ее духов. То ли от выпитого кофе, то ли от этого запаха, но в голове моей слегка прояснилось, и я поднял на нее глаза.
Она спросила:
– Как полное имя твоей Гели – Ангелина? – Мне удалось поставить кружку на стол, не расплескав ее. – Наверное, она в самом деле очень хороший человек. Сегодня ночью Ирина разыскала меня, просила разрешения дать мой номер двум сумасшедшим девицам. Это подруги Гели. Павел, там, в Москве, что-то произошло. Она не то пропала, не то нашлась.
– Хорошо, я сейчас же позвоню в Москву, – встревожился я. Ясно, что такую бурную деятельность ни Лена, ни Алена, а я не сомневался, что это они, без веской причины развивать не будут. – Черт, я не взял с собой телефон!
– Возьми мой.
Я благодарно кивнул, нашел последний вызов. Ответил мне Антон:
– Павел, творится что-то неладное. Геля куда-то исчезла, потом позвонила с чужого номера, дома ее нет. На столе в вашем кабинете ее заявление об увольнении.
– Я вылечу при первой же возможности.
– Извини, что прервали твой отдых. Я сначала был против того, чтобы звонить тебе. Вы оба – взрослые люди и сами должны во всем разобраться, но, честно сказать, вижу, неладно все вырисовывается. Ты не замечал, что Гелька в последнее время сама не своя ходит? Ленка уверяет, что ее в секту какую-то заманили.
Я разозлился:
– Какого черта не нашли меня раньше?
Антон вздохнул:
– Я, если честно, думал, что ты все-таки уговорил ее уехать с тобой…
– О, господи! Можно ли что-нибудь скрыть от народа?
Антон сердито сказал:
– Можно, но для этого надо хотя бы приложить определенные усилия. А ты пялился на нее совершенно определенным образом, извини за откровенность.
Я рявкнул в трубку:
– Так, все, до встречи. Приеду, отзвонюсь.
Я вернул трубку Нине.
– Ты улетишь со мной или останешься?
Она подняла на меня глаза:
– Если можно, я хотела бы остаться здесь до конца недели.
– Конечно, номер я уже оплатил, обратный билет тоже. Улетишь, когда надоест отдыхать. – Я посмотрел на часы. – Извини, но мне нужно еще узнать, когда ближайший рейс, и собрать вещи.
Она улыбнулась:
– Я все узнала. Тебе повезло, всего раз в неделю, по воскресеньям, есть прямой рейс из Инсбрука на Москву, компания «Сибирь». Ты через четыре часа будешь в Москве. Иди, уложи вещи: у тебя есть два часа на то, чтобы собрать сумку и добраться до аэропорта. Не опоздай на регистрацию! Машину я уже вызвала.
