относительном порядке. Казну и пленных кардиналов увезли с собой. (Это, видимо, и было поражением войск Урбана в 1385 г.)
Урбана VI повезли в Салерно. Альберико да Барбьяно не очень преследовал отступающих. Ему было важно лишь удалить папу из владений Карла, который спешил в Венгрию завоевывать венгерский трон.
В Салерно следовало грузиться на корабли и плыть в Рим, но узнав, что его ожидает флот Гаспара Коссы вызванный Бальтазаром, Урбан уперся.
— Он служит Провансу! — кричал папа, брызжа слюной. — Он захватит меня в плен и передаст Клименту!
Взгляд папы был безумен. Настаивать было бесполезно.
— Что с ним? — спросил Гаспар, когда они уже оба поняли, что папа не уступит.
— Страх! — возразил Бальтазар. — Видал бы ты, до чего он довел пленных кардиналов!
— Твой папа наверняка сумасшедший, — пожал плечами старый пират. — У него временем стекленеют глаза.
— Да, Гаспар, да! Но я не могу бросить его теперь, ибо пропаду сам!
Братья обнялись, и у Коссы, мгновением, оттеплело сердце. Все-таки брат верен ему и дважды уже доказывал, что они — единая семья, без чего было бы слишком трудно жить!
Теперь отправились сушею в Беневенто, а оттуда в местечко между Барлеттой и Трани, на берегу Адриатики, «Злого Адрия» римлян, вскипающего волнами, когда ветра, идущие с востока, перевалив через горы Долмации, яростно падают вниз и гонят взбесившуюся воду к итальянскому берегу. Здесь, близ Бари, своей, на беду, оставленной некогда архиепископии, Урбан чувствовал себя в большей безопасности.
Увечные кардиналы ехали, с трудом держась в седлах. Епископ Акилы, с вывернутыми суставами рук и ног, вообще не мог сидеть на лошади.
— Он хочет меня погубить! Он еле тащится! — Глаза Урбана начали стекленеть, что говорило о начале нового приступа.
— Убейте его! — вскричал папа.
Сабля (не обязательно Бальтазарова!) обрушилась на голову страдальца. «Хорошая смерть! — подумал про себя Косса. — Для него — особенно хорошая смерть!»
Дикий взгляд Урбана был страшен.
— Оставьте труп на дороге! — вскричал он людям, пытавшимся поднять убитого. — Бросьте его тут! Пускай его сожрут вороны!
(Об этом эпизоде сообщает секретарь Урбана, фон Ним.)
Достали (наняли) генуэзский корабль. Началось долгое путешествие вокруг всей Италии, тяжкое для всех, а особенно мучительное для заключенных.
В Пизе сделали остановку. Необходимо было обновить запасы снеди и пресной воды. Правитель города, Пьетро Гамбакорти, сам встретил папу и просил о снисхождении к арестованным. Урбан рассвирепел:
— Они заговорщики, отцеубийцы, они намеревали отравить папу, своего отца! Они слуги дьявола! — кричал он.
Заключенные, напоминающие скелеты, продолжали, однако, отстаивать свою невиновность.
В Генуе дож передал папе письмо от английского короля:
«Кардинал Истон — мой подданный, — писал король Ричард. — Если он действительно думал отравить тебя, если ты боишься за свою жизнь, удали его. Отправь его ко мне. Я сам буду присматривать за ним. Если же ты не пришлешь кардинала ко мне, то, значит, ты со мной не считаешься. А это заставит меня задуматься, не является ли законным папой Климент VII, а не ты».
Английского кардинала пришлось освободить, но другим досталось еще больше, невзирая на просьбы генуэзцев прекратить их мучения.
Урбан упорствовал. Приближалась развязка.
Когда сбежали два «министра» папы, — кардинал Равенны и кардинал Пьетро-Молло, даже безумный Урбан почуял начало конца. Вскоре узналось, что оба бежали к Клименту VII в Авиньон.
— И этих змей я столько лет пригревал на своей груди!
У него оставались в заключении пятеро кардиналов и четыре епископа, и уже была совершена попытка их выкрасть.
Урбан снова сел на корабль. Девятерых арестованных, измученных до предела людей, по его приказу посадили в мешки и, отплыв подальше от берегов, утопили в море.
Когда добрались до Лукки, выяснилось, что Карл Дураццо убит в Венгрии. Папа тут же проклял вдову и королевского сына, заявив, что наследником короля является он сам.
Как давно строгий епископ из города Бари обещал покончить с симонией и развратом церковников! Разбогатев, Урбан извлек из монастыря двух своих племянниц и, богато наградив, выдал замуж. Продолжал кутить и тратить церковное серебро похитивший монахиню из монастыря Франческо Приньяно, племянник Урбана. Меж тем, в воспаленном воображении Урбана роились все новые планы завоеваний, теперь уже в Греции, в Ахайе, «чтобы помочь грекам обрести свет, утраченный при патриархе Фотии в VIII веке»(!)
И плевать было ему, как и всем папам до и после Урбана, что именно католическая церковь, как предельно ясно доказал Фотий, культурнейший человек своего времени, отпала от Вселенского православия, что произошло не разделение церквей, а именно отпадение, формально лишь закрепленное уже в XI столетии, что чудовищный процесс обмирщения Запада, «путь технического прогресса», в наши дни поставивший под вопрос само существование человечества, начался именно тогда, именно с эпохою Возрождения, когда тело одолело Дух, духовное начало, объявленное стеснительными узами «мрачных» Средних веков, было принесено в жертву плоти, в жертву безверию, и начали рушиться все те преграды, которые хоть как-то обуздывали хищный «звериный» дух европейца… Какой уж там гроб Господень, какие подвиги во имя Христа, когда пьяные крестоносцы в цареградской Софии заставляли на святом престоле танцевать голых проституток!
Урбан рвался ухватить свой кусок из византийского наследства, он затевал войну с венгерским королем и уже издал буллу, объявлявшую о конфискации в пользу римского престола Ахайи (Пелопоннеса, где располагалось тогда Ахейское княжество, формально подчиненное венгерскому королю). И неизвестно, чем бы все это окончилось, но по дороге в Рим Урбан упал с мула и по приезде в вечный город вскоре умер (1389 г.).
Папский племянник быстро отвез похищенную красавицу-монахиню в ее прежний монастырь, взял жену и детей, забрал все награбленные богатства и тихо смылся, направляясь на корабле в Рим. Увы, корабль затонул. Приньяно с семьей погибли, и судьба еще раз доказала, что справедливость все-таки живет в мире и наказание за грехи приходит в свой неотменимый черед. Правда — не ко всем и не всегда. Но… вправе ли человек судить о промыслах Высшей Воли?
XX
Оставшиеся кардиналы Урбана, числом четырнадцать, опасаясь мести Климента VII, собрали конклав и выбрали нового папу из своей среды, молодого человека, Петра Томачелли, неаполитанца, друга семьи Косса и ровесника Бальтазара. Ему было тридцать лет, и, в отличие от Бальтазара, теолога и доктора обоих прав, как-никак, он был абсолютно безграмотен, по свидетельству Дитриха фон Нима. Полагаем, однако, что бы там ни писал злой на всех Дитрих фон Ним, латынь-то он знал и обычной грамотностью владел!
Быстрота выбора не должна нас удивлять. Когда-то выборы нового папы затягивались неимоверно, иногда на годы. В борьбе с чем были изобретены новые правила выбора: «конклав», что значит — под ключ, когда кардиналов-выборщиков запирали, иногда даже замуровывали двери, до тех пор пока они не придут к согласию. Ежели кардиналы затягивали выборы, им сокращали рацион, подавая в окошко лишь хлеб и воду.
При этом, однако, кардиналы-выборщики могли иметь помощников (не более трех), и, возможно, Бальтазар Косса был таким помощником, «конклавистом» на выборах Томачелли.
На другой день по избрании Томачелли, ставший Бонифацием IX, вызвал Коссу и назначил его архидиаконом в соборе Святого Евстафия, попросив быть при нем помощником и секретарем. Любопытно (Парадисис не говорит об этом ничего), в какой мере сам Косса повлиял (смог повлиять?) на выборы нового папы. А что смог — почти несомненно. Ведь именно с этим избранием Бальтазар, наконец-то, окончательно разделывается с пиратским прошлым и становится на твердый путь духовной карьеры (и на твердый путь,
