Вот эту-то бумагу, с попутными разъяснениями, Дитрих фон Ним, обегавший в эти дни всю Констанцу и сумевший получить негласное одобрение Сигизмунда, и представил, среди прочих, Генри де Бофору, который, прочтя, буквально вытаращил глаза и вопросил с великим удивлением:
— Зачем это вам нужно? Вы же собираетесь вместе с грязной водой выплеснуть из лохани и ребенка! В хорошеньком же виде представили вы церковь и самих себя, ежели избрали подобного папу! Не надо, не надо! Уберите, уберите от меня это сочинение и, ради Бога, не показывайте его больше никому! Вы хуже лоллардов и самого Виклифа! Помыслите, фон Ним, к чему может привести это ваше сочинение!
Увы! Возможно, сама судьба повернулась бы по-иному, ежели бы все отнеслись к этой бумаге так же, как де Бофор!
Однако фон Нима, как камень, выпущенный из пращи, уже ничто не могло остановить. Он бы и сам не сумел остановить себя, ежели бы, скажем, Джованни Доменичи этого потребовал. Но Доменичи только довольно потирал руки. В его голове уже складывался план: не удастся ли, скинув Коссу и сместив де Луна, оставить на престоле Святого Петра ветхого деньми Григория XII? Который, естественно, вскоре отойдет в лучший мир, и тогда… Тогда, быть может, и не Забарелла, и не эти смешные французы, а он, именно он, магистр богословия, стойкий доминиканец, преподаватель и епископ Рагузы, кардинал… быть может, он?!
Доменичи ненавидел многое и многих. Именно он, после осуждения Коссы, возглавил комиссию по борьбе с ересью и добился сожжения Яна Гуса и Иеронима Пражского. Он и для Иоанна XXIII требовал костра. Как он ненавидел вольную Флоренцию! Но сейчас перед ним замаячила вожделенная, когда-то недостижимая ступень высшей церковной власти, и он уже, безотчетно, начинал подсчитывать — кто из кардиналов на грядущих выборах мог бы отдать свой голос именно за него?
События, меж тем, развивались и уже приобретали лавинообразный характер. Беда Коссы заключалась в том, что против него, по разным поводам, оказались почти все. Против него был сам Сигизмунд, на защиту коего он надеялся, направляясь в Констанцу. И Сигизмунд был против Коссы потому, что мечтал о восстановлении Германской империи Гогенштауфенов, о завоевании Италии и подчинении себе римского престола. Его всю жизнь раздирали грандиозные планы, для выполнения которых у него всегда не хватало ни времени, ни сил, ни таланта или, хотя бы, терпения. Против Коссы, по идейным соображениям, были профессора Парижского университета, полагавшие, что власть соборов должна быть выше власти пап. Против него были, естественно, кардиналы Григория XII. Против него были и тайные сторонники учения Виклифа, вчерашние друзья и соратники, жаждущие сами добраться до папского престола. Слишком многие были против него!
События продолжали развиваться по нарастающей. 7 февраля состоялось решение о порядке голосования по «нациям», составленное д’Альи. 12 февраля герцог Лотарингский вблизи Констанцы столкнулся с венграми Сигизмунда, начинавшими окружать город. 18 февраля в Констанцу прибывает Жан Жерсон, тотчас объединившийся с д’Альи.
Два сильно пожилых человека, выбившихся из низов, уважаемых, уверенных в справедливости высказываемых ими идей, беседуют друг с другом.
Сорбонна — главный факультет Парижского университета, и, естественно, сперва разговор идет о парижских делах. Жерсон рассказывает, а д’Альи, протянув худые руки к огню камина, слушает. Ему холодно. Старая кровь уже плохо греет его не в меру исхудалое тело. Внимает Жерсону он несколько свысока. Он сочувствует арманьякам, но уже мыслит категориями вселенской церкви. Он уже разочаровался в Иоанне XXIII, твердо уверенный, что его надо снимать, и папой избирать кого-то из французов. Толкуют о ненадежности бургундцев, о новом изгнании евреев из Франции, о том, что с Англией, возможно, скоро начнется война, что дел не поправить, пока на троне сидит сумасшедший король. Обсуждают и отвергают возможности старшего из принцев, Людовика, дофина (ни тот ни другой не догадываются, что он умрет в 1416-м году, вскоре после битвы под Азенкуром).
— Второй сын безумного Карла VI, — горячится Жерсон, — Жан, герцог Гиенский, — зять герцога Бургундского и, увы, находится целиком под влиянием тестя!
Третий сын, Карл, никаких надежд не вызывает ни у того, ни у другого. Его, кстати, герцог Анжуйский только что женил на своей дочери Марии, и Иоланта Арагонская сразу увезла зятя к себе, на юг.
Д’Альи занимается астрономией и потому сообщает, передергивая плечами:
— Гороскоп дофина ничего хорошего не сулит!
— Ну, а тут на кого можно положиться? — спрашивает в свою очередь Жерсон.
— Не ведаю. Приедут из Кракова, ждем! Боюсь, доживем до той поры, когда и у московитов появится университет!
— Схизматики! Их только не хватало! — пренебрежительно передергивает плечами Жерсон.
— Вот именно!
Д’Альи молчит, глядя в огонь, и думает, думает поневоле, хотя старается об этом совершенно не загадывать: «Быть может, папою выберут меня?».
В конце февраля — начале марта д’Альи и представители Венского университета являются на прием к Сигизмунду. Разговор идет о Богемии, о Яне Гусе, о чехах.
Однако все это время список грехов, Иоанна XXIII ходит по рукам, порождая волнения и слухи. Слухи о якобы возможном прибытии Бенедикта XIII, слухи о так и не состоявшемся прибытии Григория XII…
Прибыл Кошон, тот самый прелат, что позже судил Жанну д’Арк, и, естественно, объединился с Доменичи и прочими «нетерпимыми».
В самом начале марта Иоанн ХХШ, до которого, с запозданием, тоже дошла поносная грамота с исчислением его грехов, решается на отчаянный шаг: стоя на коленях перед собором, торжественно обещает, ежели так решит собрание, отречься (вместе с Григорием и Бенедиктом!) от папской тиары, с тем, чтобы передать ее достойнейшему. Венгерские войска Сигизмунда, тем часом, уже окружили Констанц, и «ров для лисиц» захлопнулся.
Сигизмунд требует избрать собором нового папу за Иоанном XXIII. Но Косса не был бы сам собой, ежели бы смирился с этим без боя.
На соборе его сторонник, архиепископ и курфюрст Иоанн Майнцский гневно возражает Сигизмунду, призывая князей церкви, ежели Иоанн будет низложен, покинуть собор, дабы не допустить беззакония. Сам Косса ведет переговоры с Фридрихом Тирольским (Австрийским), решая покинуть собор и тем прервать его работу. Но как выбраться из города?
20 марта 1415-го года Фридрих устраивает в Констанце грандиозный турнир: «большую карусель» — турнир с употреблением тупого оружия. Пиры и приемы и так следовали друг за другом, но турнир — нечто исключительное. Собравшаяся в Констанце знать, рыцари, прелаты, стража — все устремляются туда. И, пользуясь этим, по заранее сговоренному плану, Косса, переодетый конюхом, бежит из окруженной Констанцы в принадлежащий Фридриху Шаффхаузен.
Из Шаффхаузена Косса пишет Сигизмунду: «Император Сигизмунд! Я снова свободен и независим от Вас, примкнувшего к моим злейшим врагам. Я чувствую себя здесь прекрасно. Но, несмотря на все, я не отказываюсь от своего обещания отречься от престола. Я сделаю это ради установления мира в церкви. Но я сам решу, когда это сделать».
Ежели это письмо не вымысел Парадисиса, то оно означает, что Косса все еще верил Сигизмунду и надеялся вернуть его покровительство.
Скажем еще. А что произошло между 1 и 20 марта? Кто приходил к Иоанну XXIII и о чем беседовал с ним? Какие гарантии получил (и от кого?) Косса, решившись на это отчаянное бегство, ибо иначе должен же он был понимать это! Бегство ставило его сразу в бесправное положение, отторгая от законного течения соборных дел. За папою, свидетельствуют источники, бежавшим тайно, переодетым в крестьянское платье, последовали в Шаффхаузен многие, был момент, когда на соборе из кардиналов вместе с д’Альи остался едва ли не один Петр Филастр. Просто так все это случиться не могло. Были некие тайные силы, и о силах этих нам придется еще говорить.
XLVI
Бегство папы смутило многие умы. Спорили. Некоторые кардиналы, во главе с Оддоне Колонной, как сказано, поехали вслед за Иоанном XXIII в Шаффхаузен. Другие попрятались, ожидая исхода событий. По-видимому, в этот момент Косса уверовал в свою победу и ожидал Сигизмундова покаяния, как некогда Гильдебранд ожидал покаяния императора Генриха IV в Коноссе.
