характерно для верующих. Они склонны сдвигать весь спектр жизнезначимых духовных феноменов в сторону веры. Однако и нерелигиозно настроенные ученые, писатели порой не видят разницы между тем и другим. См., например: «Ведь вера и убеждение— это одно, только названное по-разному».[9] В действительности же они — весьма различные «вещи». Вера имеет эмоционально- волевую основу, а в убеждении помимо эмоционально-волевой компоненты значителен элемент мышления и практического опыта. Вера может быть слепой. Убеждение же не бывает слепым. Оно может быть ошибочным, но не слепым. Верить могут из чувства подражания, уважения или там, где не хватает знаний или существует реальная неопределенность ситуации. Например, человек может верить в то, что он будет жить долго, что он достигнет чего-либо или одержит победу.
Убеждения составляют костяк мыслительного опыта человека. Они направляют его жизнь и деятельность, делают твердым его характер, не дают «растекаться мысли по древу».
Если вера «принимается на веру», то убеждение складывается, формируется в процессе критического размышления. Нечто становится убеждением лишь после серьезной апробации, мыслительной и/или опытной. Поверить человек может сразу, в один момент, лишь на основе эмоционально-волевого импульса- решения. Убедиться же в чем-либо, а тем более сформировать жизнезначимое убеждение человек может лишь в результате более или менее длительного опыта, на основе критического размышления, сопоставления разных мнений, точек зрения, разных вариантов понимания-представления одного и того же.
Конечно, как убеждения бывают поверхностными или глубокими, так и вера бывает разной степени глубины. Здесь они похожи. Но: глубина веры зависит от глубины эмоций, переживаний, а глубина убеждения — прежде всего от глубины мысли, размышления.
В убеждении есть элемент веры, а в вере есть элемент убеждения. Они не разделены китайской стеной, как не разделены этой стеной мышление, чувства и воля.
Религия и мораль. Попытки верующих монополизировать свое понимание морали
Верующие всё время пытаются монополизировать свое понимание морали, моральных ценностей, установить жесткую связь между моральным поведением и верой в бога.
В частности, они нередко эксплуатируют такой тезис: «если Бога нет, то всё дозволено» (из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»)! В этой связи мне вспоминается герой чеховского рассказа унтер Пришибеев, который оправдывал свои
Иеромонах в телепередаче по 1-му каналу заявляет без тени смущения: «Добро можно творить только с Богом. Без Бога нет добра» (7 января 1996 г.). Вот так, ни больше не меньше. Ты не можешь быть добрым, нравственным, если не веришь в бога («не с Богом»).
Известный кинорежиссер Никита Михалков в телевыступлении по поводу своего нового фильма «Сибирский цирюльник» 7 января 1999 г. (по TV-6) сказал буквально следующее: «без Бога в душе ты — животное». Затем он сделал оговорку: речь идет не только о православном Боге, а и о Боге других религий. — Спасибо ему! Уважил! Значит, все верующие — люди, человеки, потому что они с богом в душе, а все неверующие — животные, потому что не верят в какого-либо бога. Какая глупость! И какое высокомерие!
Кстати, существует прямо противоположная точка зрения на отношение религии к морали. «Религия, — писал Л. Фейербах, — противоречит нравственности на том же основании, на каком она противоречит разуму. Чувство добра тесно связано с чувством истины. Испорченность разума влечет за собой испорченность сердца. Кто обманывает свой разум, не может обладать искренним, честным сердцем».[10]
«Существует великое множество путей, при помощи которых церковь, настаивая на том, что ей угодно называть нравственностью, и в наше время причиняет различным людям незаслуженные и ненужные страдания. И как вам, разумеется, известно, церковь в лице большей части своих представителей все еще продолжает оставаться противником прогресса и улучшения во всем, что ведет к уменьшению страданий в мире, ибо ей угодно приклеивать ярлык нравственности к определенному узкому кодексу правил поведения, которые не имеют никакого отношения к человеческому счастью. А когда вы заявляете, что следует сделать то или другое, ибо сделанное вами будет содействовать человеческому счастью, церковники полагают, что это вообще не имеет никакого отношения к делу. „Какое отношение человеческое счастье имеет к нравственности? Ведь цель нравственности заключается вовсе не в том, чтобы сделать людей счастливыми. Цель нравственности — сделать их пригодными для неба». И, как надо думать, непригодными для этого мира.»[11]
Для иллюстрации этих слов Рассела приведу фрагмент из Евангелия от Луки. На вопрос «кто же может спастись?» Иисус Христос ответил: «истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время, в век будущий жизни вечной» (18: 26, 29–39). Этот фрагмент говорит сам за себя. (Некоторые люди пытались и продолжают еще пытаться жить в соответствии с этой рекомендацией Иисуса Христа. Наиболее знаменитый пример: жизнь христианского мученика Алексея — божия человека. По своей воле он оставил дом, родителей, невесту и стал нищенствовать, монашествовать.)
Религия — постоянный источник человеческих драм и трагедий
Было бы полбеды, если бы религиозная вера ограничивалась лишь верой, верованием. Но она претендует на то, чтобы управлять мышлением человека и его поведением в целом. Она постоянно вмешивается в дела жизни, является источником человеческих конфликтов, драм и трагедий.
Всем известны религиозные войны, сотрясающие время от времени человеческое общество. Последние были совсем недавно: войны между сербами и мусульманами, между сербами и хорватами- католиками в бывшей Югославии. Самый последний — жесточайший конфликт в Косово между сербами- православными и албанцами-мусульманами. Жертвами этого конфликта стали миллионы албанцев, а затем
