процентных ставок, то его крайние шаги по изменению ставок приводят меня к одному выводу — все это преследовало цель нанести ущерб другим.
— Почему? — спросил Соер.
— Потому что если вы хотите получить лишь прибыль от изменения ставок, то нет необходимости предпринимать резкие движения до тех пор, пока повышение или понижение являются сюрпризом для рынков. Однако для инвесторов, ожидающих одно, — и получающих другое, — это катастрофа.
— Боже. Можно найти тех, кто пострадал больше всего?
Тидман улыбался.
— Ли, если принять во внимание сложные пути передвижения денежных масс, остатка нашей жизни не хватит для этого.
Тидман молчал с минуту, а Соер не мог придумать ни одного вопроса. Когда Тидман наконец нарушил молчание, в его голосе появилась смертельная усталость:
— До нашего первого разговора мне и в голову не приходило, что связь Артура со Стивеном Пейджем можно было бы использовать, чтобы заставить его пойти на такой шаг. Теперь это кажется почти очевидным.
— Видите ли, у нас нет доказательств, что его шантажировали.
— Боюсь, мы так никогда и не узнаем этого, — сказал Тидман. — Тем более что Стивен Пейдж мертв.
— Вы не знаете, Либерман никогда не встречался с Пейджем в своей квартире?
— Думаю, нет. Артур однажды обмолвился, что снял коттедж в Коннектикуте. Он просил меня не говорить об этом в присутствии своей жены.
— Вы думаете, он там встречался с Пейджем?
— Вполне возможно.
— Знаете, к чему я клоню? Стивен после смерти оставил огромное богатство. Миллионы долларов.
В голосе Тидмана звучало изумление.
— Не понимаю. Я помню, как Артур мне не раз говорил, что Стивен всегда жаловался на нехватку денег.
— Тем не менее бесспорно, что он умер богатым человеком. Хотелось бы узнать, не Либерман ли был источником его богатства?
— Весьма маловероятно. Как я только что упоминал, разговоры Артура со мной свидетельствовали о том, что он считал Стивена не очень богатым. К тому же кажется совершенно невозможным, чтобы Артур мог без ведома жены перевести такие деньги Пейджу.
— Тогда зачем рисковать, снимая коттедж? Не проще ли им было встречаться на квартире Пейджа?
— Я помню лишь одно — он ни разу не говорил, что хоть однажды бывал у Пейджа.
— Похоже, коттедж — это идея Пейджа.
— Почему вы так считаете?
— Если Либерман не давал Пейджу денег, то должен был дать кто-то другой. Вам не кажется, что у Либермана закрались бы подозрения, если бы он зашел в квартиру Пейджа и увидел бы на стене картину Пикассо? Разве бы ему не захотелось узнать, откуда у того взялись деньги?
— Разумеется!
— Я уверен, что Пейдж не шантажировал Либермана, по крайней мере открыто.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Либерман хранил портрет Пейджа в своей квартире. Не думаю, что он стал бы держать фотографию шантажиста. В довершение всего в квартире Либермана мы нашли связку писем.
Они были без подписи, романтического содержания. По-видимому, Либерману они были дороги.
— Вы думаете, их писал Пейдж?
— Я знаю, как это точно установить. У вас есть образец его почерка?
— Да, я сохранил несколько писем, которые он отправил мне, работая в Нью-Йорке. Могу вам их переслать. — Тидман умолк. Было слышно, как он что-то пишет. — Ли, вы мастерски доказали, что миллионы долларов не могли свалиться Пейджу на голову. Как же он нажил свое богатство?
— Подумайте. Если у Пейджа и Либермана был роман, это достаточно веский повод для шантажа. Вы согласны?
— Безусловно.
— Хорошо. А что если третья сторона подтолкнула Пейджа завязать с Либерманом роман?
— Но я их познакомил. Надеюсь, вы не считаете меня соучастником этого ужасного заговора.
— Вы могли их познакомить, но это не исключает предположения, что те, кто финансировал Пейджа, посодействовали тому, чтобы подобное знакомство состоялось. Они вводили его в нужное общество, рекламируя перед влиятельными людьми финансовый гений Пейджа.
— Продолжайте.
— Итак, Пейдж и Либерман поладили. Третья сторона не сомневалась, что придет день, когда Либерман возглавит фонд. Поэтому Пейдж и стоящие за ним люди выжидают время. Третья сторона платит Пейджу, чтобы он продолжал роман. Они зафиксировали эту связь — подслушивали телефон, снимали на видеоаппаратуре, фотографировали — в этом нет сомнения.
— Тогда Пейдж был участником заговора. Артур ему был безразличен. Мне... мне Трудно поверить в это. — В голосе маленького человека звучала подавленность.
— Затем Пейдж заражается вирусом иммунодефицита и якобы кончает жизнь самоубийством.
— Якобы. Вы сомневаетесь в его смерти?
— Чарльз, я полицейский. Даже Папа Римский вызывает у меня вопросы. Пейджа нет, но его соучастник жив. Либерман становится председателем фонда, и начинается шантаж.
— Но смерть Артура?
— Помните, вы говорили, Артур почти радовался известию, что у него рак? Это говорит лишь об одном.
— О чем?
— Что он собирался послать шантажиста куда подальше и сообщить всему миру о заговоре.
Тидман нервно почесал лоб.
— Все это очень похоже на правду.
Соер понизил голос:
— Вы же никому не рассказывали то, о чем мы говорили, правда?
— Нет.
— И не говорите ничего. Будьте бдительны.
— На что вы конкретно намекаете? — В голосе Тидмана прозвучала нервозная нотка.
— Я просто самым настоятельным образом рекомендую вам быть осторожным и не говорить об этом никому, ни одному члену фонда, включая Уолтера Бернса, вашу секретаршу, помощников, жену, друзей.
— Вы хотите сказать, что мне угрожает опасность? Мне трудно в это поверить.
Голос Соера звучал мрачно:
— Уверен, Артур Либерман думал точно так же.
Чарльз Тидман сжал карандаш на своем столе так, что он сломался пополам.
— Я непременно буду строго следовать вашему совету. — До смерти напуганный Тидман повесил трубку.
Соер откинулся на спинку стула и почувствовал, что от умственного напряжения ему хочется закурить. Кто-то, несомненно, платил Стивену Пейджу. Соер считал, что знает для чего — чтобы подсидеть Либермана. Теперь его мучил вопрос: кто именно? Затем следовал самый важный вопрос: кто убил Стивена Пейджа? Несмотря на то, что улики подтверждали самоубийство, агент ФБР сейчас был уверен в обратном — Стивена Пейджа убили. Он поднял трубку.
— Рэй? Это Ли. Я хочу, чтобы ты еще раз посетил личного врача Либермана.
Глава 53
Билл Паттерсон посмотрел на часы на приборном щитке и потянулся. Они все время ехали на юг
