Поют, звенят; другие воют псами;Смеются, говорят, кричат, скорбя.Так весь свой дом увесил он часами.И вечность звуком времени дробя,Часы идут путем круговращенья,Не уставая повторять себя,Но сам создав их голос как внушенье,Безумный часовщик с теченьем летСтал чувствовать к их речи отвращенье.В его дворце молчанья больше нет,Часы кричат, хохочут, шепчут смутно,И на мечту, звеня, кладут запрет.Их стрелки, уходя ежеминутно,Меняют свет на тень, и день на ночь,И все клянут, и все клянут попутно.Не в силах отвращенья превозмочь,Безумный часовщик, в припадке гнева,Решил прогнать созвучья эти прочь, —Лишить часы их дикого напева:И вот, раскрыв их внутренний состав,Он вертит цепь направо и налево.Но строй ли изменился в них и сплав,Иль с ними приключилось чарованье,Они явили самый дерзкий нрав, —И подняли такое завыванье,И начали так яростно звенеть,Что часовщик забыл негодованье, —И слыша проклинающую медь,Как трупами испуганный анатом.От ужаса лишь мог закаменеть.А между тем часы, гудя набатом,Все громче хаос воплей громоздят,И каждый звук — неустранимый атом.Им вторят горы, море, пленный ад,И ветры, напоенные проклятьем,В пространствах снов кружат, кружат, кружат.Рожденные чудовищным зачатьем,Меж древних гор метутся нет и да,Враждебные, слились одним объятьем, —И больше не умолкнут никогда.
Художник
Я не был никогда такой, как все.Я в самом детстве был уже бродяга,Не мог застыть на узкой полосе.Красив лишь тот, в ком дерзкая отвага,И кто умен, хотя бы ум его —Ум Ричарда, Мефисто, или Яго.Все в этом мире тускло и мертво,Но ярко себялюбье без зазренья:Не видеть за собою — никого!Я силен жестким холодом презренья,В пылу страстей я правлю их игрой,Под веденьем ума все поле зренья.Людишки мошки, славный пестрый рой,Лови себе светлянок для забавы,На лад себя возвышенный настрой
