помещение через двери – он, должно быть, дежурил у них, – вбежал и начал стрелять по всему, что движется, стрелял до тех пор, пока ему не всадили в спину крупнокалиберную пулю. Вон оттуда. – Он показал рукой на топчан зарезанной. – Кто-то из выживших схватил эту чертову пищаль и выстрелил. Может быть, Савка…
Йованка резко мотнула головой и скрылась в стенной нише. Вышла она оттуда с большой гильзой на ладони.
– Ну все ясно, – недовольно поморщился сержант. – Сначала она убила ножницами Резника, а девушки забили палками другого. Потом появился вдруг третий с гранатой и автоматом, С винтовкой Резника она спряталась в нише, потом выстрелила. Потом она бегала по залу, смотрела, кто выжил, перевязывала раненую… Ну а потом пошла к сифону. Одна… Впрочем, не знаю, не уверен.
У меня не было четкой версии случившегося. Того, с «Калашниковым», вряд ли смогла бы оттащить в угол одна девушка: слишком здоровый был мужик. И зачем, после того что он натворил? Было бы понятней, если б его порезали на мелкие куски, если б всадили в него, уже мертвого, целую обойму… Нет, явно не сходились концы с концами. И выжить, по моим прикидкам, должна была не одна, как минимум две девушки… И та из них, что перевязывала раненую, намоченным в крови пальцем написала на ее простыне: «Держись. Мы вернемся. Сука».
– Слушай, а что значит «сука» по-сербохорватски? – спросил я Йованку.
– То же самое, что по-польски, – севшим, хрипловатым голосом ответила думавшая о своем пани Бигосяк.
Я прислонил голову к стволу дерева и… провалился. Разбудил меня голос Йованки, тихий, словно бы не ей принадлежащий. Светило закатное солнце. Мило, усмехаясь чему-то себе под нос, копался в сумке Савки Недельковской.
– А?… В чем дело? – с трудом просыпаясь, пробормотал я.
– Я порвала твою рубаху, попробую заштопать.
Недич протянул ей клубок ниток.
Разорванная пополам толстая фланель пострадала на обратном пути меньше, чем моя хлопчатобумажная футболка, но пуговицы пообрывались все. Йованка пришивала левую часть рубахи к правой быстрыми, грубыми стежками.
– Куда пойдем? – спросила она сержанта. Недич откручивал оптический прибор с американского карабина.
– Я здесь не начальник… Спроси у капитана.
– Вернемся к пещере с техникой, – решил я. – Может, мы что-то проглядели…
Я взглянул на Йованку и невольно вздрогнул. Ни разу я не видел ее такой… потерянной, что ли. Вот теперь можно было поверить, что свою амнезию она не выдумала.
– Не знаю, стоит ли. – Йованка наморщила лоб. – Возвращаться – не к добру…
– Но я-то ведь не возвращаюсь, – вставая, сказал Мило. Усташ радостно взвыл. Сержант небрежно пнул ногой стоявший на сошках «макмиллан». – Эту штуку теперь только в утиль. Это уже не снайперская винтовка: оптика повреждена… Пойдемте, пани Бигосяк.
Последние солнечные лучи пробивались сквозь дубовую листву. Я смотрел против света вслед уходившим и не жмурился. Было поздно, совсем поздно. Я представил, как внизу в домах загорается первый свет. А еще я подумал, что рядом с этой странной женщиной и время идет как-то по-другому, совсем не как в нормальной жизни…
Бросить «макмиллан» у меня не хватило духу. Я пошел вслед за своими товарищами с автоматом и полутораметровым карабином, оттянувшим мне плечо.
До пещеры мы не дошли. Перед входом в нее Йованка резко свернула к развалинам аппаратной и скрылась за грудами кирпичей. Пошли за ней и Мило с Усташем. Я догнал их. И очень вовремя: Йованка уже собиралась спускаться по ступенькам к железным дверям подвала.
– А ну прочь отсюда! – скомандовал я.
Замка на двери не было. Проушины петель были обмотаны чисто символической с виду проволочкой. Она привлекла мое пристальное внимание. Дергать за дверную ручку я не стал. Вместо этого я поднялся по ступенькам и, пройдя вдоль стены, присел у подвального окошка. Оно было забрано решеткой и заколочено изнутри фанерой.
– Уж лучше не соваться туда, – сказал недовольный отклонением от маршрута Недич.
Решетка поддалась на удивление легко, а фанера оказалась неприбитой гвоздями. Я пролез в окно и взял протянутый сержантом фонарь, пошел к двери, некоторые элементы конструкции которой крайне меня заинтересовали.
Железную скобу с припаянной к ней петелькой я обнаружил на внутренней стороне двери. От петельки тянулась пружина, зацепленная за гвоздик. Что-то он живо напомнил мне, этот обыкновенный гвоздик, шляпка на котором была почти сточена напильником. Потяни за дверную ручку, и пружина соскочит, скоба, разумеется, упадет, дернув за проводок, соединенный с детонатором.
– И это будет только начало, – пояснил я сопевшему за моей спиной сержанту. – Сдетонирует вон то свинство. – Я показал на целую батарею канистр и баллонов, стоявших под стеной.
– Сжиженный газ, бензин, – определил нагнувшийся к одной из емкостей сержант.
– Дешево, результативно и совершенно легально, – заключил я. – Все можно приобрести в ближайшей скобяной лавке. Кроме детонатора, конечно. В Кракове, сержант, я уже имел дело с подобной конструкцией.
Я нажал на выключатель справа от дверей, и свет, как ни странно, загорелся. У того, кто обитал в подвале, было все для душевного успокоения: аккумуляторы, телевизор с набором кассет, два радиоприемника, библиотечка, душ в закутке. Мебель была мягкая, правда несколько подпорченная огнем и водой.
– Это все сверху, из директорского кабинета, – предположил я. – На собственных плечах притащено…
– Красиво жить не запретишь, – кивнул Недич. Он осматривал батареи, от которых запитывалось освещение подвала и весь прочий электрический комфорт. – Просто глазам своим не верю, – задумчиво сказал он. – Мы там, внизу, неделями сидим без света…
Я стоял перед столом хозяина подвала. Стол был большой, и, как у всякого мастера на все руки, на нем свободного места не было. Инструменты, детали, проводки, какие-то схемы, батарейки, стопка технических книг, коробка с ружейными капсюлями, термитные шашки…
– Малое предприятие «Печинац». – Я взял со стола обыкновенную с виду шариковую ручку и после подробного осмотра нажал на кнопку. Ручка щелкнула. – Капсюль не вставлен, – пояснил я сержанту. – Если б он был, я бы запросто застрелил кого надо… Ну, скажем, вас, если б вы выписали мне штраф.
Мило поморщился:
– Не понимаю. На кой черт все это?
– А что непонятного? Война кончилась, люди хотят жить по-человечески, хотят рожать детей, работать. У многих работы нет, а у этого любителя сюрпризов – есть. У него работы по уши. Хорошие подрывники сейчас нарасхват. А в свободное от работы время он следит за минами на минных полях. Если какие-то портятся от времени, заменяет их. И так день за днем, год за годом. Печинац – гора большая, а он, судя по всему, человек в общем-то маленький. Не знаю, сколько ему платят, не думаю, что много: вот он и подрабатывает на стороне, продает очень даже симпатичные шариковые ручки…
– Думаешь, он жил здесь постоянно?
– То, что мы видели в пещере, – это для трибунала в Гааге. А любой ребенок знает, в чьих руках была гора…
– Мехчич? – Йованка подошла неслышно, я вздрогнул от ее голоса.
– Если ему известно про ход через сифон, проблема решается просто: пара мешков со взрывчаткой, и делу конец. Нет пещеры, не было и преступления.
Йованка подошла к столу и начала перебирать бумаги.
– И ты считаешь…
– Султану позарез нужно замести следы. Он высоко метит, очень высоко, по здешним меркам.
Сержант Недич скрипнул зубами:
