охватывающих бедра приятной шероховатостью, он теперь смог бы разговаривать с ней свободно. Но темнота, естественно, окончательно снесла преграды. И унесла сон. Было – не было, они спали вместе.
– Сама виновата, – ухмыльнулся он, показывая зубы. В темноту. – Ты велела немедленно кончать, вот я и кончил. Небольшое заклинание на снижение кровяного давления. Немного переборщил, насколько понимаю?
Она только фыркнула. По-своему, через нос. Ну и доигралась. Дебрен, неизвестно чему улыбаясь, слушал, как она потягивает носом, со злостью вытирая его тыльной стороной ладони. Было очень тихо, а он, наверное, невольно слегка обострил слух, так что мог уловить такие звуки. Ценой обоняния, но это-то ему как раз сейчас не мешало.
– Оба мы поглупели, – проворчала она, немного помолчав, – Я… ну, я, наверное, больше. Так что не хвались, будь любезен, своей прытью.
– За кого ты меня принимаешь? – укорил он.
– Сама не знаю. Общее впечатление хорошее. Но Бошко там, внизу, без лица лежит. Я издалека глядела, поэтому мне и в голову не пришло, что это ты его так… Я подумала, что они послали за нами какого-нибудь зверского мутанта.
– Зачем? – мягко, без нажима спросил он.
– Ты действительно не знаешь?
– Не знаю.
– А что знаешь? – Даже если она ему не верила, то ее по крайней мере уже не злило, что он лжет. Может, потому, что оба еще не вполне стряхнули с себя остатки сна. Потому что было тепло, мягко и хорошо, а темнота лишала реальности все то, что подбрасывала память. – Я тебя спрашивала, откуда ты тут взялся.
Дебрен не спеша начал говорить.
На этот раз пробуждение должно было быть более приятным. Но не было. Вернулся он из мира сна с глубоким, трудно объяснимым убеждением, что творится что-то неладное. Открыл глаза и лежал неподвижно, пытаясь уловить это что-то.
Светало. Сквозь какое-то маленькое отверстие, которое он даже теперь не мог разглядеть, в землянку сочилась струйка серости. Не через дверь, или как там еще можно было назвать вязанку гнилых веток, замшелых, засыпанных снегом.
Было холодно, хотя ночью он чувствовал и слышал сквозь сон, как Ленда подбрасывает в костерок хворост. Делала она это профессионально, огня было почти что ничего, дыма не слишком много: очередная порция влажного топлива сохла около разогретых камней, и в землянке можно было спать. Но – ничего даром. Девушка в эту ночь поспала немного. И теперь ее сморило.
Она прижалась к его боку всем телом, даже голову держала около башмаков Дебрена, хоть это действительно были солидные башмаки из толстой кожи, и сквозь них трудно было делиться теплом. Под локтем он чувствовал ее колено – здоровое, потому что сейчас она лежала на животе. Правда, прикрылась охапкой еловых лап, но их было мало, и, несмотря на глубокий полумрак, Дебрен ясно видел, где заканчивается серая рубаха и начинается белое полное бедро. К счастью, Крблик, предыдущий владелец рубахи, был высоким, и полотно прикрывало довольно многое. То есть она меньше мерзла.
Странная мысль. Она не сняла капюшон и, если забыть о рубахе и не заслуживающих упоминания портянках, была наверняка голой. Не такие мысли должны были бы его тревожить утром рядом с почти нагой Лендой Брангго. Даже если б она сняла капюшон. Без волос она наверняка была некрасива. Но без бровей и ресниц он ее уже видел. И ему только с помощью заклинаний удалось, как она выразилась, 'кончить'. А ведь брови и ресницы – самое главное. Они создают оправу глаз.
Почему его беспокоит слишком короткая рубашка Ленды? Такие рубахи на таких девушках от начала веков убивают своей чрезмерной длиной. А она, чума и мор, ему не мать, не сестра.
Очень осторожно, как только мог, он коснулся подушечками пальцев того, до чего мог дотянуться. Хорошо, если б это была ступня, но он боялся пошевелиться. Под рукой оказалась лодыжка. Ладно, пусть будет лодыжка, отсюда недалеко и до пальцев ног. Хотя, честно говоря, он не помнил, чтобы кто-то когда- нибудь замерз именно в лодыжке. Так что это, пожалуй, не самое идеальное место, чтобы проверять, не ступил ли кто на прямую дорогу к воспалению легких. Или даже обморожению.
Его изумило то, что он почувствовал. Мягкий, покрытый гусиной кожей лед.
– Ничего страшного, – услышал он приглушенный голос и вздрогнул, но пальцев не убрал.
– Я тебя разбудил? Прости. У тебя ужасно холодные ноги.
– Я вообще вся холодная. – Она не пошевелилась, не пыталась отодвинуться. – Рядом со мной ты не согреешься. Так что лучше убери руку. Только попусту теряешь тепло.
– Согласен, попусту. – Он не отнял руку, хоть и не пытался делать ничего больше, только держал ее там, где она была. – Мы плохо лежим, княжна. Не пойми меня неверно, но нам надо держаться ближе. Рядом теплее.
– И веселей, да? – Она, кажется, усмехнулась. – Вон там у тебя Ганус. Облапай его, если так уж хочется.
– На нем кое-что есть, да и жира побольше, чем у тебя. Но ты права. Ляг между нами. Ганусу тоже прижаться не помешает.
– Лезть между двух мужиков? Я бы от стыда померла. Даже у мамы Дюннэ мало какая девка на подобное согласилась бы, хоть платили здорово.
– Ленда, я не шучу. Насколько я понимаю, ты хочешь здесь еще немного посидеть, а жечь костер не собираешься. Сейчас пока еще тепло, но будет все холодней. В том, что на тебе надето, ты полудня не дождешься.
– Тебя это волнует? Освободишься. Во Фрицфурд вернешься, на теплый пол.
– Мы можем вернуться во Фрицфурд вместе, – сказал он, глядя в покрытый ветками потолок. Потом ждал. Долго. Думал даже, что она заснула. Но нет, она не спала.
– Не знаю, стоит ли тебе верить. Но даже если стоит, если ты друг, а не враг, то запомни раз и навсегда: ничего, кроме дружбы, я тебе предложить не могу. Понимаешь? Ничего больше.
Теперь ждать пришлось ей. Недолго. Собственно, он давно знал, что услышит нечто подобное. Конечно, старался не думать об этом, но знание в нем было.
– Понимаю. Ничего больше. Хорошо, Ленда. Спасибо, что ты поставила вопрос открыто. Разреши, и я его поставлю. Если уж мы договорились о дружбе, то перестань лежать головой к двери. Еще войдет кто- нибудь и тебе ум-разум растопчет. Да и подумает вдобавок, что попал в колоду желудей, ляг по-человечьи, подружка. Я тебе ничего неприятного не сделаю, а Ганус уж скорее всего и не сможет.
Она фыркнула и приподнялась на локтях, чтобы бросить на него злой взгляд.
– Ты, зазнавшийся глупец, думаешь, я из страха перед твоим срамом так лежу? Осмотрись получше! Плечом к плечу втроем мы в этой норе хрена с два уместимся!
Она была права. Но не совсем.
– Рассуждаешь как баба. – Он одарил ее вызывающей усмешкой. – Исходишь из неверной посылки, что спать можно только на спине.
– А какое отношение пол имеет к… – Она не договорила. – Дьявольщина, помолчи! Предпочитаю не слышать. Не то еще тебе по зубам дам и вторую ногу себе испорчу.
– А ты не бей. Рубашка у тебя слишком коротка, чтобы друга в ней пинать. Ну так как, укладываемся по-новому?
– Отвянь!
– Ну-ну. – Он вздохнул, немного подумал. – Огонь разжигать не будешь?
– Чтобы они нас унюхали? И не подумаю.
– Тогда лезь в середину. То, что ты о жизни с трупом говорила, тебя тоже касается. Если ты тут помрешь, то создашь мне проблемы.
– Не помру.
– Можешь лежать, как сейчас, по собачьей моде нюхая наши ноги. Какое мне дело? Но посредине.
– Ты меня с суками не равняй, ладно? Не то встану и так разогрею, прививая тебе хорошие манеры с помощью топорища!
– Я о кобелях говорил, а не о суках. В друзьях я привык мужскую натуру замечать, а поскольку мы
