что ввязалась, решив поиграть в войну.
Лачуга была небольшой, всего десять футов в длину. Но искусный плотник повесил по стенам полки, а в двух стенах были сделаны замысловатым образом открывающиеся окна.
– Рассчитана на двоих, – сказала Сэслик. – Но я спрятала вторую койку, пока на нее никто не позарился.
– Зачем? – удивился Хэл.
– Интересно, у твоей матери все сыновья такие недогадливые?
– Похоже, что так. Объясни.
– Я подумала, что один тугодум с севера может как-нибудь захотеть навестить меня, а поскольку ни секс втроем, ни свидетели меня не вдохновляют, я решила, что нам не помешает уединение.
– А-а.
– Кстати, раз уж зашел такой разговор, почему бы тебе не прикрыть дверь? Я заметила, что ты возвращаешься с пруда и вид у тебя гораздо более чистый, чем по дороге сюда из Паэстума. Вот я и подумала: может, нам немного передохнуть?
В полумраке Хэл увидел, как она выскользнула из комбинезона и легла на кровать.
– Тесновато, но мы, пожалуй, как-нибудь справимся, – пробормотала она.
Потом, когда они лежали обнявшись, Хэл спросил:
– Послушай, я знаю, что мужчины обычно не задают таких вопросов... Но какие у нас перспективы на будущее?
Сэслик чмокнула его в нос.
– Разумеется, нас убьют, какие еще могут быть перспективы? Хорошо бы только, чтобы это случилось благородно, в бою.
– Ох, – подумал вслух Хэл. – Нет уж. Я собираюсь выбраться из этой мясорубки живым.
– Ну разумеется, – протянула Сэслик. – Все те, кто когда-то занимал эти пустые койки, тоже собирались.
– Нет, – упрямо возразил Хэл, пытаясь придать голосу оптимизма. – Я намерен остаться в живых.
– Что ж, тем лучше для тебя, – отозвалась Сэслик. – А я вот нет. Именно поэтому я и не хочу разводить бодягу на любовные темы. Или о том, что будет после войны. Будущее меня не волнует. Поэтому вспоминай обо мне по-доброму, когда меня не станет, и назови свою первую дочь в честь меня. Ну а что касается настоящего...
Она придвинулась к Хэлу ближе, обвив ногой его бедро, и очутилась под ним.
– Помните, любая мелочь, на которую вы не обратили внимания, может погубить вас, – бросил через плечо Милетус – Давай, Потрясающий. Поднимай задницу в небо.
Он похлопал поводьями, и дракон, медленно взмахнув крыльями, сделал несколько шагов по земле. Через миг он уже оторвался от глинистой поверхности и взмыл в воздух.
Хэл, сидевший за спиной у Милетуса, одновременно пытался изучать карту и сверяться с компасом, прикрепленным к подбитой мехом куртке. Потом он бросил это занятие, памятуя о приказе Милетуса смотреть в небо, а не куда-нибудь еще.
Он поежился на пронзительном весеннем ветру, ударившем прямо ему в лицо, и решил, что к наступлению следующей зимы – если доживет – должен непременно найти кого-нибудь, кто сделал бы ему такие же унты, как у Милетуса, и подбитую мехом шапку с завязками.
Они направлялись на юго-юго-восток, к вражескому клину.
– Я облечу поле боя по краю, – прокричал Милетус. – Нет никакого резона давать их катапультам шанс подбить новичка, верно?
Рубежи были очень четко обозначены – два длинных ряда хижин, перед которыми не было никакой растительности и весь лес вокруг которых был вырублен на дрова и для строительных нужд. Между ними тянулась открытая полоса, вытоптанная и истерзанная пехотинцами и конниками.
Они пролетели вдоль укреплений, развернулись и тем же путем полетели обратно, возвращаясь на базу.
Милетус выбрался из седла, бросив поводья одному из помощников, и сказал:
– Ну, что вы видели?
– Не слишком многое, – честно признался Хэл. – Дым от костров да парочку всадников у линии фронта.
– И все?
– Так точно, сэр. Милетус покачал головой.
– И это называется боевой ветеран. Кэйлис, если хотите протянуть здесь хотя бы месяц, вам лучше научиться быть повнимательнее: во-первых, к западу от того небольшого изгиба, который обозначен на карте как Крюк, вы не заметили звено из трех драконов – наших, но ведь они вполне могли быть и рочийскими, направляющихся на восток; во-вторых, примерно в миле к северу от них над позициями кружил рочийский дракон. Еще – над той разрушенной деревушкой висело неподвижное облако.
Кэйлис недоуменно уставился на него.
– Дул ветер, семь-восемь миль в час, – продолжал Милетус. – Когда дует ветер, облака не стоят на месте, так?
