Я мог реорганизовать пехоту и послать ее на защиту колонны беженцев, но тогда бы я лишился половины своих бойцов, и мы остались бы без прикрытия в центре. Наилучшее, что я мог сделать в таких обстоятельствах, – приказать уланам Второй и Четвертой колонны спешиться, и использовать своих лошадей для перевозки слабых и больных. Если нас атакуют, они успеют высадить людей, вскочить в седла и построиться. Глупо, разумеется – потраченного на это времени хиллменам вполне хватит для бегства – но я просто не мог смотреть, как люди, которых я взял под свою защиту, ложатся и умирают на дороге.
Лейш Тенедос в то утро был очень молчалив. Я нашел его во главе каравана. Судя по выражению его лица, он не замечал ни бури, ни снега, ни Карьяна, ставшего его неразлучным спутником, его тенью. Через некоторое время он ощутил мое присутствие и обернулся. Кончик его носа и щеки побелели от мороза.
– Снег, – задумчиво произнес он, и мне показалось, что он впал в прострацию от холода. – Дамастес, нам нужно больше снега.
Мне показалось, что Провидец сошел с ума.
– Пошли. Кажется, у меня есть заклинание, которое может помочь, хотя бы ненадолго.
Он торопливо вернулся к повозке, где лежали его магические принадлежности, и принялся вынимать разные вещи. Я помогал переносить их в указанное место. Тенедос отошел на десять шагов в сторону от дороги и остановился посреди снежных заносов.
– Это заклятье лучше накладывать в том месте, где не ступала нога человека, – пояснил он.
Взяв четыре бронзовых подсвечника, Тенедос установил их по углам квадрата со стороной в два фута. Затем он вставил в подсвечники тонкие свечи: зеленую, белую, черную и красную. В центре квадрата он поместил маленькую жаровню на треноге высотой примерно до пояса.
Он осторожно высыпал в жаровню порошки трав, прикрывая ее одной рукой от порывов ветра.
Потом Тенедос начал молиться – сначала нашей богине земли, затем богу, чьим царством была вода:
Джакини, услышь,
Мы твои дети,
Мы соль земли,
Варум, преклони свой слух,
Я прошу о благе,
Я прошу об услуге.
Окажите мне эту честь,
Даруйте мне вашу милость.
Он дотронулся пальцем поочередно до каждой свечи, и они вспыхнули узким, высоким пламенем, в три раза превосходившем высоту самих свечей.
Не обжигаясь, он поднес палец к каждому пламени. Его губы безмолвно шевелились. Затем он коснулся трав в жаровне и возвысил голос:
Здесь царит мир,
Здесь царит спокойствие,
Все застыло,
Все замерзло.
Время остановится,
Время застынет,
Ты услышишь,
Ты внемлешь.
Травы начали дымиться, а затем я увидел нечто действительно чудесное. Снежинки, кружившие в пространстве, ограниченном четырьмя свечами, застыли, словно попав в невидимый янтарный куб с ребром в два фута.
– Хорошо, – пробормотал Тенедос. – Кто-то... бог или богиня... одобрил мое желание. Теперь начинается самое трудное.
Его руки проделали серию странных пассов, и из жаровни начало что-то вырастать. Оно было темным, но пронизанным вспышками света, и не имело четких очертаний. Когда я смотрел на него, глаза начинали болеть, поэтому я отвернулся.
Тенедос между тем снова заговорил:
Ныне я в нужде,
Ты задолжал мне,
Я сотворил тебе благо,
Теперь ты должен послужить мне.
Темная облакообразная тень вздрогнула, словно от порыва ветра. Послышалось низкое гудение.
– Тхак? – спросил Тенедос. – Он не из твоего царства, и я не прошу тебя сражаться с ним. Но ты подчинишься мне.
Тень снова загудела.
