изредка оклики часовых, вселявшие в душу спокойствие. Положив голову мне на плечо, Маран ласкала меня рукой.
– Не знаю, – наконец сказал я. – По-моему, тут одной магии будет противостоять другая, а я в этом ничего не смыслю.
– Но император примет участие в этом поединке?
– Надеюсь.
– В таком случае, этому чародею от нас никуда не деться, – уверенно заявила Маран. – Быть может, император скажет тебе, как найти и других людей.
– Например?
– Ну, всех лордов, графов и прочую знать, пропавшую неизвестно куда. Ты не находишь это очень странным?
– Нахожу. Но ведь была война, наши войска захватили Каллио. Возможно, у тех, кому удалось пережить смуту, есть веские причины не привлекать к себе внимания.
– Разумеется, есть. И готова поспорить, я могу тебе ответить, какие именно. Уж что-что, а повадки высшего света мне хорошо известны.
– Продолжай.
Внезапно мой сон как рукой сняло. Маран была права: в ее жилах текла голубая кровь многих поколений знати.
– Начнем с очевидного, – сказала моя жена. – Влиятельному вельможе нравится быть влиятельным вельможей.
– Никогда в этом не сомневался.
– Я хочу сказать,
– Но кто мог запугать или подкупить всю знать Каллио?
– Быть может, этот ваш чародей?
– Гм.
Маран упала на подушки.
– Но наверное, я несу полную чушь.
Моя жена такая – внезапный приступ проницательности, и тотчас же накатывается волна сомнения. Первое время я думал, что из Маран выбил всю душу тот мерзавец, за которым она была замужем до меня, но потом я начал подозревать, что в этом, вероятно, виновата ее семья. Пообщавшись с отцом и братьями Маран, я понял, что в мире Аграмонте к мыслям, высказанным женщиной, относятся пренебрежительно.
– Не говори так о себе! – строго заметил я, шлепая жену по ягодицам.
Шутливо вскрикнув, она крепче прижалась ко мне.
– Слушай, у меня есть одна мысль. Мы этим еще не занимались!
– По-моему, мы уже перепробовали все, – сказал я.
– Нет, вот послушай... я лежу лицом вниз, привязанная шелковыми веревками к кровати так, что не могу пошевелиться, – начала Маран, заводясь от собственных слов. – У меня завязаны глаза, а во рту кляп, поэтому я совершенно беспомощна. Под мои бедра подсунута подушечка, твой член находится глубоко во мне. Я чувствую твои яички – У нее участилось дыхание. – В руке ты держишь хлыст, тоже шелковый. Сначала ты меня им гладишь, а потом бьешь, и мне больно. Тут ты начинаешь двигаться, а затем бьешь хлыстом, снова, снова и снова...
Мое естество окаменело в готовности, и вдруг я вспомнил другой хлыст, которым пользовались не в пылу страсти, изуродованное лицо бандита, зловоние подземной темницы – и мое возбуждение мгновенно прошло.
– Хорошо, – сказал я. – Добавь это в свой список. У нас был воображаемый перечень того, что мы еще не пробовали в постели, – для некоторых утех потребовалось бы больше приспособлений, чем при осаде неприступной крепости. Мы время от времени делились друг с другом своими безумными фантазиями.
Вслушавшись в дождь, я зевнул, призывая сон.
– Дамастес, – сказала Маран, – можно задать тебе один вопрос?
– Сколько угодно, только если мне будет позволено заснуть в самое ближайшее время.
– Долго у нас с тобой будет так продолжаться?
– Ты имеешь в виду, что мы постоянно занимаемся любовью? Надеюсь, вечно.
– Нет, дурак. Я имела в виду, что тебя, как военачальника, постоянно не бывает дома.
– Таков удел солдата, – сказал я. – Я отправляюсь туда, куда прикажет император, и тогда, когда прикажет император. Я принял присягу.
– И так будет всегда?
– О, полагаю, когда-нибудь я устану. Простуженные кости и суставы будут так болеть, что я не смогу выходить из дома. – Я начал было говорить о ранах, но вовремя сдержался. – Тогда у меня будет более чем
