путников.
Свежих овощей уже почти не осталось, зато это было время забоя свиней, так что нас угощали сочными отбивными с сухими фруктами, только что прокопченной ветчиной, зажаренной с ягодным или горчичным соусом, хлебами и пирогами с начинкой из насушенных за лето фруктов.
Но на земле то и дело попадались шрамы, оставленные войной: нам не раз встречались брошенные фермы и многие акры пахотной земли, густо поросшей сорняками; порой мы по целым дням не встречали ни одного человека и торопились поскорее проехать эти места, следя только за тем, чтобы не переутомлять лошадей и самих себя.
Но мы-то не чувствовали себя одинокими, совсем наоборот – самыми лучшими из наших ночей были те, когда мы оставались одни.
Порой мы останавливались на ночлег в заброшенных домах, но, как правило, нам было в них не по себе, и мы устраивались в сараях или на сеновалах.
Однажды мы заехали в странный лес, где молодые деревья росли ровными рядами, словно пшеница в поле.
– Интересно, эти деревья выглядят так, словно их выращивают для лесопилки, – удивленно сказала Симея. – Кто же мог до такого додуматься?
– Ленивые плотники, – ответил я, и она прикусила язык, будто решила, что сморозила глупость.
Я подъехал к одному дереву и присмотрелся к нему.
– Похоже, что я угадал верно, – сказал я. – Это какое-то твердое дерево из тех, которые идут на изготовление мебели, и его ствол в нескольких местах обмотан проволокой, чтобы дерево росло совершенно прямо. Вероятно, в нормальном состоянии они растут вкривь и вкось, а тому, кто посадил этот лес, нужна ровная древесина. Да, из нее получится очень дорогая мебель.
– Я тебе не верю; ты просто пытаешься догадаться, – сказала Симея. – Спросим у хозяина, когда найдем его дом.
Но если у этих деревьев все еще был хозяин, то его жилище было хорошо скрыто где-то в глубине леса, поскольку мы ехали по бесконечной плантации, пока не начало смеркаться, но так и не увидели ничего, кроме деревьев, уходящих вдаль прямыми рядами, разделенными равными интервалами.
– Похоже, нам придется спать на свежем воздухе, заметила Симея.
– Не вижу в этом никакой беды, – ответил я. – Продукты у нас есть, так что можешь сварить какой- нибудь суп, а я тем временем приготовлю такую роскошную постель, какую ты в жизни не видела.
– Так где же мы остановимся?
– У ближайшего ручья.
Когда мы нашли воду, Симея расседлала и привязала к соседним деревьям лошадей. Потом она по моей просьбе набрала камней, сложила из них очаг и развела большой костер. Я выбрал два дерева, росших футах в двадцати друг от друга, карабкаясь по стволу, обрубил у каждого из них верхушку чуть выше того места, где начиналась крона. Затем я срубил деревца, росшие между этими двумя, и, громко крякая от натуги, выдрал из земли пни с разбегавшимися в стороны корнями. Один из тонких стволов я положил, как на столбы, в развилки обрубленных деревьев, а остальные поставил под углом к земле, чтобы они опирались на эту перекладину. На получившуюся решетку я навалил веток, прихватив их веревками, и в конце концов вышла хорошая, прочная стена, которая должна была защитить нас от самого сильного ветра – ветры в это время года по нескольку дней дули в одном направлении.
Под этой крышей я аккуратно уложил в несколько слоев ветки с листьями, пока не получилась высокая упругая кровать, поверх которой я постелил наши спальные мешки.
Перед кроватью я устроил еще одно кострище – узкое, длиной с кровать. Набрав сухого хвороста, я порубил его и сложил, чтобы он был под рукой.
– Вот и все! – объявил я. – Будем спать укрытые от ветра, с костром под боком. Если кто-нибудь из нас замерзнет, то достаточно будет подбросить в огонь полено-другое.
– Ты спишь с краю, – сказала Симея, – значит, и дрова подкладывать будешь ты.
– Что, мы даже не будем тянуть соломинки или палочки?
– Бесполезно, – возразила Симея. – Ты меня обманешь. А если не обманешь, тогда я тебя обману. Не за бывай, ведь я же волшебница!
На обед у нас было полкаравая купленного хлеба – мы поджаривали ломти над огнем и мазали их толстым слоем масла – и густая чечевичная похлебка, сдобренная травами, собранными по дороге.
Мы вымыли посуду и умылись сами в ручье; потом, прежде чем засыпать «кухонный» костер, я взял из него головню и разжег костер, приготовленный в «спальне».
Зимний ветер шептал в ветвях деревьев, но нам было очень тепло.
– Это впечатляет, – сказала Симея, прижавшись ко мне. – Ты, наверно, знаешь о лесах все, да?
– К этому привела меня лень, – скромно признался я. – В юности, вместо того чтобы ходить в школу, я болтался в лесах.
Ни ей, ни мне не хотелось спать. Запах веток, окружавших нас, походил на благоухание ладана.
– Кстати о юности, – сказал я. – Все, что ты мне рассказывала о своем детстве, было дурным или очень дурным. Неужели это все?
– Нет, – ответила Симея. – Конечно нет. Но ты уверен, что тебе хочется все это услышать?
– Если это не окажется пересказом бесконечного списка любовников, к которым я буду тебя ревновать.
– Дурак, – напевно произнесла она и, повернув голову, поцеловала меня в подбородок. – Кому придет в голову ревновать к прошлому?
