— Да, — согласился Ньянгу, — вернулся. Может, потому, что всегда был слишком труслив, чтобы сказать кому-нибудь, кто видел меня идущим вниз, что я растерялся и больше ни на что не способен.
Лицо Лискеарда вытянулось. Он уставился на Ньянгу.
— Итак, это нечто вроде реабилитации. Ты хочешь предоставить мне шанс?
— Мы летим на «Большой Берте» не для того, чтобы стрелять в людей. Нам предстоит оглядеться, в целости и сохранности доставить домой свои задницы и доложить обстановку.
— Это не значит, что я устою, если дело примет дурной оборот.
— Тогда я выдерну твою задницу из-за штурвала и самолично надеру ее для вящей убедительности. Сэр, — прорычал Ньянгу.
Лискеард заметил, как хаут машинально сжал кулаки, и рассмеялся взахлеб.
— Ангара знает, что ты пытаешься меня завербовать?
— Знает. И он ворчал что-то насчет того, что лучше бы я был уверен в своей правоте.
Бывший пилот выглядел удивленным.
— Вот уж не ожидал услышать от старого твердозадого ублюдка что-нибудь подобное! — он глубоко вздохнул. — Иоситаро, ради тебя я надену «крылышки» обратно. А если я снова… Тебе не придется заботиться обо мне. Я сам это сделаю. И… спасибо. Я перед тобой в долгу. В очень, очень большом.
Ньянгу, который никогда не был силен по части эмоций, подобрался, отдал честь и повернулся, чтобы идти, бросив через плечо:
— Тогда отправляйтесь к «Большой Берте». Она сойдет со стапелей через два часа. И начните выяснять, как эта сволочь насчет полетать. Сэр.
— Ты уверен, что это аутентичный танец?
Дек Бегущий Медведь, великолепный в своей набедренной повязке, в ожерелье из длинных зубов, с раскрашенным лицом и торчащими из его заплетенных в косы волос перьями, ухмыльнулся.
— Именно так учила меня мать матери моей матери. Или — на тот случай, если люди, для которых я танцую, начинают выглядеть так, будто думают, что я их парю, — отец отца моего отца. Черт, еще я скажу им, что в следующий раз для древнего «солнечного танца» я проткну себе соски костяными шпильками, повисну в воздухе и стану петь йодлем.
— Не знаю, — все еще скептически протянул Гарвин.
— Послушайте, сэр, я ведь и впрямь мог бы состряпать какую-нибудь липу. Меня по самое не могу задрало ни хрена не делать, кроме как возить туда-сюда данта Ангару. Великий Дух-на-велосипеде! — Бегущий Медведь машинально потер покрытую шрамами руку. — На прошлой неделе я обнаружил, что всерьез хочу пострелять.
Дек являлся одним из очень немногих оставшихся в живых кавалеров Креста Конфедерации, полученного, как он говорил, в «один ей-богу сумасшедший момент».
— Так что я немного станцую, расскажу пару-тройку историй… Они по правде из давних времен, может, еще с Земли… Меня бабушка учила… Выкурю Трубку Мира, спою несколько гимнов… Выглядеть буду, как опасный воин. Вроде неплохой способ завлекания женщин, правда, сэр?
— Звучит недурно, — согласился Гарвин. — Плюс у нас всегда будет под рукой кроме Бена Дилла еще один патентованный псих. И ты умеешь летать.
— На чем угодно вроде «Жукова» — хоть сквозь игольное ушко, сэр.
— Ладно, поскольку мы и так уже изрядно обобрали данта Ангару, взяв у него лучших, то, пожалуй, можем его оставить и без личного шофера.
— Думаю, будет весело, — манерно протянул Эрик Пенвит. — Побродить так денек перед вами, ребятки, посмотреть, кого и как следует использовать.
— Только не кокетничай, — завозмущался Ньянгу. — Помни, ты занимаешь место, на которое претендовал я.
— Ты перестанешь ныть? — поинтересовался Гарвин. — Ты — начальник клоунов, им и останешься. Не передашь ли мне эту проклятую бутылку?
Ньянгу пододвинул ему требуемое, когда в дверь постучали.
— Войдите, — пригласил он.
Дверь отворилась, и вошла женщина в белом медицинском костюме.
— Ну, все, — вздохнул Гарвин. — Я готов. Альт Махим. Садитесь, док. Я думал, мы отрядили вас в медицинскую школу.
Она присела на краешек одного из стульев.
— Я там… Я была, сэр. Но три дня назад семестр закончился. Я взяла долгосрочный отпуск.
— Угу, — многозначительно кивнул Ньянгу. — Энтузиазм, зов сирены.
— Продолжай, Джил, — подбодрил ее Гарвин. — Для начала давай без «сэров». Или ты забыла традицию РР?
— Нет, с… Нет, шеф. Я зашла узнать, не нужен ли вам на борту медик.
— Будь я проклят, — произнес Пенвит. — Ну что ты будешь делать с этими старыми разведчиками? Ты стараешься определить их в такое место, где их хотя бы не убьют, научат разным ценным вещам типа акушерства и нейрохирургии, которые обеспечат им работу на гражданке, а они каждый раз с воем лезут обратно в пушечное жерло!
— Я даже не буду пытаться спорить с тобой, — сказал Гарвин. — Нам чертовски необходим хороший военный медик. На, налей себе выпить.
— Не сейчас, шеф, — ответила Махим, поднимаясь. — Мне надо пойти отобрать медицинское оборудование, которое может понадобиться. Но все равно, спасибо. — Она отсалютовала и вышла.
Пенвит покачал головой.
— Мы никогда не образумимся, а?
Гарвин выбрался из своего флаера и начал подниматься по длинной лестнице в усадьбу Миллазинов, Хилкрест. Он был уже у двери, когда до него донеслись звуки погрома. Открыв дверь, коуд услышал непристойную брань, а затем снова грохот.
— Задница! — догадался пехотинец.
Еще раз грохотнуло. Гарвин осторожно двинулся на звук разрушения и вскоре оказался посреди развалин кухни.
Язифь Миллазин созерцала то, что недавно было коммуникатором. Затем направилась к буфету, выбрала блюдо и запустила его на всю длину столовой.
— Дерьмоглоты!
— Э-хм… Я дома, дорогая, — дал о себе знать Гарвин. Она гневно глянула на него и швырнула об стену еще две тарелки.
— Сучьи дети!
— Коль скоро ты употребила множественное число, — заметил Янсма, то, смею надеяться, это не про меня.
— Не про тебя!
— Тогда можно я тебя поцелую?
Язифь поджала губы. Гарвин пробрался через останки большей части ее обеденного сервиза и поцеловал ее. Через некоторое время они оторвались друг от друга.
— Так немного получше, — признала Язифь. — Но желание проклинать все и вся у меня не пропало.
Гарвин приподнял бровь.
— Мой долбаный совет директоров, мои дважды проклятые вкладчики, мои трижды гребаные управляющие!
— На редкость представительный список.
— Они только что заявили мне, что я не могу отправиться с вами!
— Но… Ты же «Миллазин Майнинг». Я имею в виду, единственная, — проговорил он изумленно. — Ты можешь делать, что хочешь, разве не так?
