Да, это была герилья. По сельве целеустремленно двигались десятка два фигур в камуфляжных костюмах. Шли уверенно – видимо, думали, что первые выстрелы достали врага.
Мангуст немедленно их в этом разубедил. Он сместился на пару метров вправо, взмыл из-за ствола и двумя точными выстрелами – одиночными, нужно было беречь патроны – срезал двух атакующих. Остальные ответили беспорядочным, но зато густым огнем. Но атака захлебнулась, все остановились, попрятались за деревьями. Становиться павшим героем никому явно не хотелось.
Сзади послышался стон. Мангуст оглянулся и выматерился сквозь зубы. Толик скорчился на земле, зажимая правой рукой рану под ключицей. Между пальцами у него быстрыми струйками стекала кровь. А вот Родригес уцелел. Сейчас он медленно подползал к бревну, за которым укрывался Мангуст, понимая, что там безопаснее всего. Попробуй он отползать назад, и его уже метре на четвертом бы подстрелили, раньше, чем он успел бы укрыться за каким-нибудь деревом. Что характерно – этот тип снова не удосужился хоть пистолет в руки взять. Пацифист, мать его так! Не боец, а юрист, по его собственным словам! Ох, вряд ли герильерос будут разбираться, кто здесь кто. Всех положат. Если дотянутся, конечно.
Впрочем, сейчас Мангусту было не до Родригеса. Он снова высунулся и выпустил по лесу короткую очередь – не чтобы попасть, а чтобы напугать, не дать высунуться. И повернулся к Толику.
– Живой, что ли? – спросил Мангуст. – Убери руку, дай гляну, куда прилетело.
Парень послушался. Рана оказалась очень паршивая – пуля попала в тело примерно в трех сантиметрах ниже ключицы. Выходного отверстия на спине Мангуст не нащупал – значит, скорее всего, застряла в позвоночнике. Хреново. Вообще-то, смертельными такие раны не считаются. Но это в случае, если есть возможность немедленно эвакуировать раненого и сделать ему операцию. А если такой возможности нет... Тогда плохо. Тогда вопрос только в том, сколько еще раненый промучается.
– Держись, Толик! – прошептал Мангуст. А что он мог еще сказать? – Живы будем – всех уморим.
С этими словами Мангуст снова высунулся и влепил пулю в еще одного слишком шустрого партизана, которого, видимо, ободрило то, что затравленная дичь уже почти минуту не огрызается. Вообще-то шансов попасть почти не было – герильерос был довольно далеко, да и растительность целиться мешала. Но Мангуст попал – аккурат между глаз. С ним иногда случалось в бою такое, особенно, если кто-то из своих погибал, – приступ холодной ярости, удваивающей силы и обостряющей все органы чувств. В такие мгновенья он дрался и стрелял так, что потом сам этому удивлялся – это граничило с невозможным.
Герильерос снова затихли. Ну, вернее, не затихли, а наоборот, усилили огонь. Но из укрытий не высовывались.
– Эй! Вы живые еще? – Крик донесся сзади, Мангуст узнал голос Мануэля.
– Живы! – откликнулся Андрей.
– Что там?
– Герилья! Достали все-таки, гады!
– Мы нашли могилу!
«Забавно, – как-то отстраненно подумал Мангуст. – Цель, считай, достигнута. Но единственный путь к отступлению закрыт».
Он не тешил себя иллюзиями – партизан было слишком много, и, судя по доносившимся издали крикам, к ним постоянно подходили все новые. В общем, хорошо обложили. Если бы они сейчас все вперед разом поперли, то он, пожалуй, и не справился бы. Одна надежда – всем им тоже жить хочется, каждый надеется и победить, и на тот свет не отправиться. Но вечно такое положение не удержишь. Не сейчас, так через пару часов, но они своего добьются. Можно, конечно, отступать. Но позади сходятся реки, там болото... Хотя, Мануэль говорил, оно не очень топкое. И потом, другого выхода все равно нет! Значит, нужно продержаться, дать время Мануэлю выкопать кости, и потом отступать. Можно и радиомаяк активировать – мало ли, вдруг правда подмога придет. Хотя откуда бы ей тут взяться? Но на всякий случай... Мангуст нащупал в кармане пластиковый шарик и раздавил его. Но, разумеется, почти никаких надежд на гипотетическую помощь он не возлагал. Нет, нужно только на свои силы рассчитывать. То есть на отступление. Вдруг удастся оторваться и обойти этих гадов? Правда, позади холм, «плохое место». Ну, что делать, когда на тебя несколько десятков партизан лезут, плохое место может оказаться не таким уж плохим.
– Выкапывайте кости! – крикнул Мангуст. – И побыстрее! Вот, лови! – Он вытащил из сумки и швырнул назад цифровой фотоаппарат. – Сфотографируй могилу до того, как раскапывать. Пользоваться им умеешь?
Мангуст снова выпустил пару очередей. Рожок опустел, он мгновенно, заученным движением, поменял его на новый.
– Умею! – отозвался Мануэль. Мангуст его не видел, только голос до него доносился.
«И хорошо, что не вижу, – подумал Андрей. – Значит, партизаны тем более».
– Быстрее только! Их до хрена, не знаю, сколько сумею продержаться! – Мангуст старался кричать не очень громко, так, чтобы Мануэль его слышал, а герильерос нет. Получилось или нет – сказать трудно. Хотелось верить, что получилось, – если герильерос услышали, то они могут начать напирать сильнее. Впрочем, пусть напирают!
Мангуст криво усмехнулся. Пару раз он этих недоделанных социалистов кровью умыл. Видимо, и третьего не миновать!
Следующие пятнадцать минут были сплошным кошмаром. Давно уже Мангусту не приходилось так туго. Похоже, среди герильерос появился толковый командир. Партизаны двинулись в наступление организованно, прикрывая друг друга. Мангуст делал все, что мог, но один человек, как бы крут он ни был, не может остановить полсотни. И так он буквально из кожи вон выворачивался, но наступление тормозил. Приходилось рисковать – пару раз пули свистели совсем рядом. Но достать его герильерос пока все же не удавалось. А он еще двоих достал – одного насмерть, второго только ранил, но и это неплохо. Раненый во вражеском лагере – это деморализующий фактор.
Но наконец наступил момент, когда нужно было или срочно отступать, или потерять эту возможность. Мангуст сжал зубы. Останки Мигеля еще не выкопали, иначе Мануэль уже сообщил бы об этом. Что ж, еще пара минут у старика есть, то время, которое он будет отходить. Но Толик... Мангуст посмотрел на раненого. Толик перехватил его взгляд.
– Идти не смогу. И ползти тоже. – Он говорил отрывисто, с трудом. – А на себе меня тащить и не пытайся. Не вытащишь. Оба погибнем.
Толик прав. От бессилия и злости у него скулы свело – ну почему опять то же самое, почему хороший парень должен погибнуть здесь, в этих долбаных джунглях?!!
Но эмоции ничем помочь не могли. Мангуст усилием воли загнал их поглубже, заглушил. Оставил только логику, трезвый, холодный расчет. Спецназ своих не бросает – звучит этот девиз, конечно, красиво. Вот только на самом деле это не так. Если тащить раненого – нереально, то как раз бросает, такова жестокая логика боя.
– Автомат дай... – просипел Толик. – И гранату. Пока смогу – прикрою.
Мангуст коротко кивнул. Сунул в руки раненому автомат с полным рожком и положил рядом свою последнюю гранату.
– Прощай.
И Мангуст стал отползать, время от времени огрызаясь короткими очередями, не давая врагу высовываться и стрелять прицельно. Подключился и Толик, он тоже дал несколько одиночных выстрелов, не целясь, просто подняв автомат так, чтобы ствол высовывался из-за дерева. Родригес, про которого оба русских и думать забыли, последовал за Мангустом. Андрей чуть в него не выстрелил – такое зло взяло. Но сдержался. Собственно говоря, чем парень виноват? Он же действительно не боевик, не его это дело от партизан отстреливаться.
Отступление удалось. Благодаря Толику герильерос задержались – видимо, они думали, что остался как раз самый опасный из врагов. А потеряв уже троих своих, рваться вперед напропалую они не собирались. Так что хоть и совсем небольшой, но выигрыш во времени у Мангуста был.
За спиной у Мангуста послышался шорох. Он оглянулся, одновременно вскидывая автомат. Но это был Мануэль.
– Порядок, – сказал старик. – Кости здесь! – Он тряхнул своим мешком. Видимо, ради останков Мигеля свои вещи ему пришлось выбросить. – Что там?
