время от времени глядим друг на друга.
Машина резко поворачивает, и мы снова выезжаем на широкую улицу за парком. Улица ведет к высокому столпу, на котором расположена крылатая фигура с поднятой рукой.
— Это ангел свободы.
Ангел свободы. А всего в получасе отсюда… В ту же секунду Верена тихо говорит:
— А всего в получасе отсюда…
У Ноа — куча детективов. Как раз в одном из них, в «Мстителе» Эдгара Уоллеса, я прочел несколько ночей назад фразу, над которой теперь задумался: «Для каждого мужчины где-то на свете живет женщина, ее нужно только встретить, чтобы сразу понять и быть понятым». Затем мы проезжаем новый район. Видим новые высотные дома, разбитые сады, ряды гаражей. Дождь усиливается.
— Это спальный район Богенхаузен. Только-только построили.
Мы поворачиваем и возвращаемся с окраины в центр. Верена крепко сжимает мне руку. Шофер обращает наше внимание на Ванны принца-регента и чуть позже на Дворец искусств. Бесчисленные машины, светофоры, люди. Черный обелиск.
— Его велел сделать из переплавленных немецких пушек Наполеон после войны, что мы проиграли, я никогда не знаю — какая это была.
Центральный вокзал.
— Они его все строят, видите? Не знаю, откуда господа прибыли, но это стыд и позор! Прошло пятнадцать лет после войны, а они все никак не построят! Уже полкрыши была готова, как вдруг выплыла в конструкции ошибка, — и все снесли. Говорю вам, коррупция. И теперь другая фирма зарабатывает миллионы. А пассажиры все вымокнут, пока дойдут до поезда. Через пятнадцать лет после войны!
А мокли ли люди там, в Дахау, в получасе отсюда, в течение двенадцати лет, когда их выгоняли из бараков на жуткие переклички — мокли ли замученные, истерзанные, умирающие узники, когда шел дождь?
— Теперь я еще отвезу вас на площадь Гаррас, а там и час кончится.
— Ты голоден?
— Нет, — говорю я.
— Я тоже нет.
Она сует мне в руку какой-то пузырек.
— Это снотворное. Прими перед сном две таблетки. Я тоже приму. Чтобы уснуть.
Ни слова о вечере, который мы должны были провести вместе, — ни с ее, ни с моей стороны. Я прячу пузырек. Я очень ей за это благодарен.
— Как мы будем оставаться в контакте?
— Я напишу тебе, а ты — мне. До востребования.
— Нет!
— Почему ты так волнуешься?
— Просто… я… Я никогда не пишу писем! Никогда не знаешь, что с ними случится. Кто-нибудь найдет. Кто-нибудь будет вымогать у тебя деньги. Вымогать у меня деньги.
— Да, — упавшим голосом говорит она. — Правда. Я так неосторожна. Уже несколько раз теряла письма, знаешь? Обычно я их сразу сжигаю, но некоторые я сохранила, а потом потеряла. Надеюсь, их никто не найдет.
— Надейся.
— Я позвоню тебе.
— Но не из дома.
— Почему нет? На Эмму я могу совершенно…
— Кто это Эмма?
— Наша повариха. Она привязана ко мне.
— Одной привязанности недостаточно. Нужно звонить с почты. Прогуляйся. С двух до без четверти четыре. Когда сможешь. Я буду ждать твоего звонка каждый день с двух до без четверти четыре в гараже во Фридхайме.
— А если я однажды не смогу?
— Тогда я прожду зря. Не звони в интернат — мы не должны рисковать. Там всегда есть кому подслушать.
— Почему ты так осторожен, Оливер? Почему так подозрителен? Что-то случилось?
— Да.
Он привстала на сиденье.
— Что?
— Не с тобой… С другой женщиной… с другой женщиной однажды кое-что случилось… потому что мы были неосторожны, разговаривали по телефону и писали друг другу письма.
— Итак, господа, вот и площадь Гаррас.
— Простите?
— Это площадь Гаррас.
— A-a!
— Отвезти господ обратно в гостиницу?
— Да, пожалуйста, — говорит Верена и обращается ко мне: — Не грусти. Пожалуйста, не грусти.
— Ладно.
— Через несколько дней все пройдет. Клянусь! Потом я найду кафе или бар, где мы сможем встречаться. А потом… — она шепчет мне на ухо, — …потом найду гостиницу.
— Да.
Верена снова крепко жмет мне руку.
— Даже цветов я не могу тебе послать, — говорю я.
— Не страшно, Оливер… Мне не нужны цветы… но ты… мне нужен ты… вот увидишь, это будет чудесно, чудесно, как никогда… для тебя и меня…
— Да.
Тут мы остановились перед гостиницей. Портье с большим зонтом торопливо выходит из вестибюля, чтобы Верена не промокла. Он слышит каждое слово. Нам уже не поцеловаться. И не поговорить как следует.
— Поезжай домой.
— Да.
— Послезавтра днем я позвоню.
— Да.
— Спокойной ночи.
— И тебе спокойной ночи.
Я все же целую ее руку. Верена улыбается и быстро идет в гостиницу, защищенная от дождя зонтом портье. И больше не оборачивается. Я жду, пока она не скрывается из глаз, затем снова сажусь в такси — такси дожидалось меня — и называю адрес маленькой гостиницы, где мы остановились с классом. Дождь льет как из ведра.
Глава 16
Конечно, Верена не звонит каждый день. Она не может. Это бы сразу заметили. Ее муж дает обед. Нужно встретиться с ним в городе. Разумеется, иного я и не ждал.
Но каждый день с двух до без четверти четыре я жду звонка в гараже во Фридхайме. Гараж принадлежит пожилой даме по имени Либетрой, при нем есть заросший сад. В высокой траве стоят стол и скамейка. В хорошую погоду я сижу на скамейке и, пока жду, пишу роман — мой роман.
Я сказал фрау Либетрой, что жду телефонного звонка. Я дал ей деньги. У фрау Либетрой живет старый сенбернар. Звери могут предчувствовать несчастье. Иногда собака начинает скулить. И я уже знаю:
