Весной в половодье

— А он, Петя ваш, на Середыше не бывал, у бакен­щика?

— Каждое лето... Когда таким, как ты, пострелом бегал...

Леня хотел было уже закричать: «Так, значит, это он вырезал надпись на столе в домике бакенщика!», но, взгля­нув на Савушкина, осекся. Он понял, как тяжело сейчас Ивану Савельевичу, и ничего не сказал больше.

Андрей, тоже волнуясь, достал смятую пачку папирос с оторванным уголком, переложил ее с ладони на ладонь и опять спрятал в карман. Он долго смотрел на подерну­тые розоватой дымкой угли.

В молчании прошло минут десять. Внезапно, словно очнувшись от сна, тракторист встрепенулся и, сцепив на затылке руки, потянулся, крепко зажмурив глаза.

— Что-то ломает всего, — лязгая зубами, сказал Набоков. — Малярия, видно, опять... Такая противная болезнь!

Савушкин бросил на Андрея пытливый взгляд и с трево­гой подумал, что, вероятно, Набокову и в самом деле очень нездоровится и как бы он не свалился.

— Не бережешь ты себя совсем, парень, — укоризнен­но проговорил Иван Савельевич. — Ну разве можно было заходить в воду? Это в чесанках-то!..

Савушкин принялся хворостинкой отгребать от банки раскаленные угольки.

— Рыба готова. Закусим вот, и ложись, — заметил он, не глядя на тракториста. — А я в луга схожу, полыни по­ищу. Говорят, помогает от малярии, если кипятком обварить и попить... Леня, вставай, дорогой!

Откуда-то донесся еле уловимый гул. Потом он стал отчетливее, словно совсем рядом, в кустарнике, кружил шмель.

— Шум какой! Слышите? — сказал Набоков. — Или это у меня в ушах?

А гул с каждой секундой нарастал все стремительнее. Вот уже мощное, рокочущее клокотанье сотрясло без­брежное синеющее небо.

Приставив к глазам руку, Леня пристально посмотрел вверх и вдруг радостно закричал:

— Самолет!.. Вон, вон, видите?

Высоко над землей серебрился самолет. У Ивана Са­вельевича от яркого света скоро потекли по щекам слезы, а он все смотрел и смотрел в небесную синеву, часто моргая веками, но самолета уже не видел: перед глазами бегали черные букашки.

Вдруг Леня схватил Набокова за плечо:

— Смотрите, смотрите — обратно поворачивает!.. А что, если он нас разыскивает?

Самолет снова пронесся над островом.

— Хворосту, больше хворосту на костер! — прогово­рил Иван Савельевич и первый побежал к шалашу.

За ним бросились Леня и Набоков. А самолет уже медленно кружил над островом, с каждым новым заходом опускаясь все ниже и ниже.

— Еще хворосту! Еще! — торопил Иван Савельевич. «Молодые, а такие нерасторопные!» — сердито подумал он о трактористе и мальчике, на самом деле старавшихся изо всех сил.

Наконец на поляне заполыхал огромный жаркий костер. Стоя немного в стороне от бушующего пламени, они неот­рывно следили за самолетом.

«Заметит или не заметит наш костер? — думал каждый из них. — Заметит или не заметит?»

— Сюда летит, — еле шевеля губами, сказал тракто­рист.

Леня даже вздрогнул, когда из-за деревьев, чуть не за­девая их колесами, вылетел аэроплан. Мгновение-другое мальчик стоял, вглядываясь в быстро приближающуюся стальную птицу, а потом, сорвавшись с места, забегал по поляне, размахивая руками.

— Заметил, заметил! — не помня себя от радости, кри­чал он.

Через несколько минут самолет опять проплыл над по­ляной, слегка покачиваясь с боку на бок, как бы отвечая на приветствия.

Неожиданно от борта второй кабины что-то отделилось, и вниз полетел ящик. Он упал где-то за стоявшими на краю поляны осинками.

Леня побежал к опушке. Вслед за ним бросились и На­боков с Иваном Савельевичем. Но едва Савушкин пробе­жал несколько шагов, как почувствовал себя нехорошо: закружилась голова, глаза застлала горячая пелена тумана.

«Годы дают себя знать, — подумал Иван Савельевич останавливаясь. — Надо только успокоиться, и тогда все пройдет», — внушал он себе.

Самолет, набрав высоту, делал последний круг над островом.

Подняв руки, бригадир помахал самолету на про­щанье.

Из-за кустарника показались Набоков и Леня, волоча по песку обшитый мешковиной ящик.

— Эх, и тяжелый... — протянул, задыхаясь, мальчик. Опустившись перед ящиком на колени, Савушкин вни­мательно осмотрел его со всех сторон.

Из пришитого к мешковине кармашка Иван Савельевич вынул непослушными пальцами листочек клетчатой бу­маги, сложенный вдвое.

— Читай, Ленька, — сказал он.

Прежде чем развернуть листочек, Леня вытер рукой мокрое от пота, разгоряченное лицо.

— «Дорогие товарищи! — читал он запинаясь. — От решения взять вас на самолет приходится... — он на се­кунду замолчал, разбирая непонятное слово, — приходится отказаться. Посадка на острове невозможна. Но лишь по­редеет лед, вас снимет катер. В ящике — продукты. Кре­питесь, друзья! Вашим родным сегодня же дадим знать. Привет с Большой земли!»

Мальчик уже давно кончил читать, а Набоков и Савуш­кин все еще сидели не шелохнувшись.

— Вы только подумайте, родные... — заговорил Иван Савельевич, с удивлением прислушиваясь к своему голосу, звучавшему так незнакомо и приглушенно. — Только вот подумайте... Большая наша советская земля — нет ей ни конца, ни краю, и народу в нашей державе много, а случись вот с человеком какая беда — не оставят его, не бросят!.. Савушкин хотел сказать что-то еще, но отвернулся и, как показалось Лене, украдкой смахнул со щеки слезу.

Глава седьмая Сигналы с горы

Под вечер Набокову стало совсем плохо, и Савушкин с Леней уложили его в шалаше на приготовленную из сена постель. Когда тракторист забылся, Иван Савельевич ска­зал мальчику:

— Пойду поищу полыни. И вентерь где-нибудь постав­лю в ерике. Глядишь, за ночь и рыбешка зайдет.

— А зачем она теперь? — спросил Леня. — У нас и колбаса есть, и консервы, и сыр...

Савушкин вскинул на плечо вентерь, промолвил:

— Надо ж обновить сетку, а то собирали-собирали...

— А вы скоро вернетесь?

— Я недолго. А ты, дружок, в шалаш почаще загляды­вай. Воды вскипяти. Как бы Андрей пить не захотел.

Иван Савельевич ушел.

«Вот уж и пятая ночь, — думал Леня, оттирая песком закоптевшую банку. — Пятую ночь будем проводить на Середыше. Дома месяц пройдет — не заметишь, а здесь...

Он попытался представить себе, что сейчас делается дома, в школе... Ване Обухову наверно приходится труд­новато. Ему нелегко давалась математика, и Леня часто вечерами занимался с ним... А Саша в больнице. Откуда ему знать, что с его другом случилось такое приключение! Настоящий Робинзон. И остров настоящий. Мальчишки в школе, пожалуй, так и прозовут его — Робинзоном.

«Пусть смеются, — думал Леня, — зато теперь я на­учился делать много такого, чего раньше не умел. Пусть попробует кто-нибудь из ребят в сильный ветер костер разжечь одной спичкой — и не сумеет. А я