Ангельский голосок в громкоговорителях прочирикал что-то невнятное о чистом флоридском воздухе.
– Жди, – был ответ. – Жди, пока они не решат, что делать. Оставайся в Орландо, в Майами, здесь, в Форт-Лодердейле, но только не возвращайся в Москву. Пока ты и твои люди здесь, Дмитрий может надавить на Горбачева и заставить его действовать. Он всегда может сказать, что наша бригада уже на месте и что слишком поздно сворачивать проект. Но, если ты вернешься в Москву, Горбачев сорвет всю операцию. И тогда Тринадцатому отделу крышка.
Поэтому Серебров ждал. Три долгих недели стали его первыми настоящими каникулами, к тому же он впервые оставался в Америке столь долгое время. За это время он успел полюбить всей душой эту страну, здешний полный соблазнов образ жизни, прекрасные пляжи, шелестящие на ветру пальмы, счастливые часы отдыха, глубоководную рыбалку, кабельное телевидение, восходы солнца, которые он встречал с бокалом текилы в руке, траву, футбол, автомашины “понтиак трансам”, Диснейленд и золотоволосую и темнокожую секс-богиню родом из Индианы, которая служила официанткой в ресторанчике на берегу. Имя ее было Хэтти, но все звали ее не иначе как Булочка.
Он так никогда и не узнал, была ли Хэтти “подложена” ему злейшим врагом Тринадцатого отдела Алексом Гордоном. На самом деле это уже было ему глубоко безразлично. Он никогда не принадлежал к тем сексуальным маньякам, которые из-за юбки готовы распрощаться со всеми своими принципами и предать родину, он был хладнокровным и честным агентом. И все же бездонные сексуальные аппетиты Хэтти и ее потрясающая опытность в постельных делах сводили его с ума. Серебров даже не подозревал, что женщины могут быть столь изобретательны. Немало приятных минут ему доставили и их совместные путешествия с Хэтти, во время которых они открывали все новые и новые злачные места Южной Флориды, и он не считал зазорным тратить на нее немалые суммы из горбачевских денег.
Однако куда бы он ни шел и куда бы ни ехал, его не оставляла мысль о том, какой замечательной могла бы быть его жизнь, останься он в этом солнечном раю. Он задумывался об уик-эндах на рифах, о рыбалке на Бимини и на Больших Багамах, о пиршествах у кромки прибоя, о блюдах из даров моря, о безумных ночах в дискотеках и ночных клубах. Часто он представлял себе, как его и Булочку в изысканных костюмах провожает к их столику в гурманском ресторане “Бока Ратон” почтительный метрдотель во фраке и с европейским акцентом. Да это и не обязательно должна была быть Хэтти; Южная Флорида кишела Булочками и красотками похлеще, съехавшимися со всей Америки. Серебров лишь с завистью посматривал на молодых американцев, вне всякого сомнения менее способных и талантливых, чем он сам, которые останавливали свои сверкающие, новенькие авто перед собственными гаражами и входили в собственные аккуратные белые домики, выстроенные на берегу залива, на берегу океана или просто на краю прозрачного мерцающего бассейна. А по ночам они ложились в постели со своими длинноногими, сексуальными американками и начинали новое путешествие в страну чудес...
“Что в них есть такое, чего нет у меня? – не переставал спрашивать себя Никита. – Почему я не могу жить такой же обеспеченной и спокойной жизнью? Одной лишь публикацией собственных воспоминаний я смогу заработать целую кучу денег, и это будет лишь дополнением к изрядной премии, которую выплатит ЦРУ. Всю оставшуюся жизнь я смогу провести над своими драгоценными альбомами с марками, я смогу наконец расстаться с Катериной и никогда больше про нее не вспоминать. Коммунизм – моя единственная вера, но в коммунистической России мне никогда не жить такой жизнью. К тому же страна разваливается на части, анархия и голод захлестнут Советский Союз через считанные месяцы”.
И он позволил себе отдаться на волю мечтам, столь свойственным многим стареющим мужчинам, к тому же неудачно женатым: снова начать все сначала, в другом мире и с другой женщиной, осуществить все то, что он хотел сделать в жизни, да так и не собрался. Для большинства мужчин эти мечты так и оставались мечтами, но для него – высокопоставленного офицера КГБ, заветного приза цэрэушников – все это выглядело вполне осязаемым.
Эти мысли так прочно завладели его сознанием, что он испытал почти что физическое облегчение, когда в переполненном баре в северном Майами к нему подошла с долгожданным предложением дружелюбная супружеская парочка.
Это была его последняя ночь в Штатах. Планируемое покушение на Гарсию было окончательно похоронено, и следующим утром он должен был вылететь в Мехико, а оттуда – через Гавану – в Москву. Через пару стаканов его новые знакомцы залопотали что-то о своем близком друге, издателе толстого журнала, который, по их словам, был весьма заинтересован в том, чтобы публиковать разные интересные материалы, и...
– Боже мой, вы такой интересный человек! – сказали ему, и Никита Серебров мгновенно понял, чего добивались от него эти симпатичные мистер и миссис Озак. Это были люди ЦРУ, как говорится – пробы ставить некуда, и он не сомневался, что их “друг-издатель” – один из сотрудников Алекса Гордона. Он согласился встретиться с издателем через несколько недель в Европе. Уже вернувшись домой и упаковывая вещи, он подумал, что Озаки сэкономили ему расходы на телефонный звонок. Если бы они не вышли на него, он сам бы позвонил Алексу Гордону в Лэнгли. Его телефонный номер он давно выучил наизусть.
На подготовку побега ушло еще шесть месяцев. Конечно, он ничего не сказал Катерине. Тайком он опорожнял свои альбомы, раскладывая драгоценные марки по пронумерованным пластиковым пакетикам, которые, в свою очередь, складывал на дне чемодана под одеждой. Это было единственным напоминанием о его прошлой жизни, которое он намеревался взять с собой в жизнь новую. Для этого Серебров специально приготовил пояс с кармашками, который можно носить под одеждой. Он знал, что будет скучать по своим дочерям, но чем старше они становились, тем сильнее и сильнее они становились похожими на свою мать, и одна мысль об этом способна была разогнать его тоску. Однажды, может быть, он просто привезет их к себе в Америку погостить.
В Женеву Серебров вылетел в прошлый понедельник для проведения очередного совещания с резидентом Тринадцатого отдела. Американцы еще раз связались с ним и подтвердили свою готовность, их оперативная группа была уже на месте. Сегодня днем он рассовал пакетики с марками по карманам широкого пояса, а пояс затянул на своей расплывшейся талии. Поверх он надел просторную рубашку. “Первое, что я сделаю, оказавшись в Америке, это сяду на диету и начну ходить в тренажерный зал”, – подумал он. Приняв такое решение, он побрился и причесал свои волосы таким образом, чтобы прикрыть увеличивающуюся плешь. В Америке существовали специальные лосьоны, стимулирующие рост волос, а на крайний случай всегда оставалась имплантация. Операция вживления волос была не из дешевых, но он надеялся, что с деньгами ЦРУ он сможет себе это позволить. А может, просто потребовать изменение прически в качестве одного из условий – в порядке маскировки?
Он побрызгал лицо лосьоном после бритья, кончил одеваться, закурил сигарету и уселся у окна, ожидая условленного времени.
Когда он снова посмотрел на часы, было без одной минуты восемь. Он встал и вышел из номера, опустив ключ в карман. Ладони его стали липкими и влажными, а живот то и дело стискивала судорога страха. На лифте он спустился вниз. Во рту у него было сухо, а когда лифт остановился на третьем этаже и впустил еще одного пассажира, сердце у него чуть не оборвалось.
Наконец он оказался в вестибюле. В этот час там было полно народа: новые постояльцы сгрудились у стойки консьержа, а в дверях толпились спешащие на ужин, в театр или на концерт.
Серебров подошел к газетному киоску и купил “Журналь де Женев”. Возможно, в вестибюле гостиницы находился один из соглядатаев Дмитрия, который тайно следил за ним. Морозов частенько направлял людей из подразделения внутренней безопасности следить за своими же оперативниками, опасаясь предательства. Серебров знал об этом и сделал так, чтобы не вызывать ничьих подозрений. Он был без плаща, он не собирался выходить из гостиницы, а в последние четыре дня он регулярно спускался в вестибюль и покупал “Журналь де Женев”, прежде чем пойти поужинать в ресторан “Альпин” при гостинице.
Вот и сейчас он завернул за газетный ларек и пошел по коридору, образованному сувенирными лавками и киосками. Сейчас здесь было пустынно, все ларьки были закрыты.
Оттуда Серебров прошел к туалетам. Напротив двери с надписью “Для мужчин” располагался вход в парикмахерскую отеля. Парикмахерская не работала, но Серебров подошел к ней и толкнул дверь.
Дверь оказалась но заперта. В парикмахерской было темно, и он вдохнул запах кремов, шампуней и лосьонов, повисший в воздухе. Два высоких кресла, сверкая в полумраке хромированными деталями и кожей сидений, напоминали инопланетных монстров, непрошеными вторгшихся на Землю.
