поймал маятник. Убедился, что тот замер, огляделся, что бы еще сделать?
Кажется, ничто больше не мешало ему углубиться в эти простыни-сводки, где так назойливо бросались в глаза подчеркнутые красным карандашом цифры суточных, декадных и месячных задолженностей дороги в перевозке грузов. Безобидные вроде бы двадцать — тридцать недогруженных в сутки вагонов выросли теперь в десятки составов, — не перевезено четыре миллиона тонн!
Уржумов даже нарисовал на листке эту цифру. Ехидная длинноносая четверка словно на прогулку вывела кругленькие, пузатые нули. И такие эти нули были важные, нахальные, что он, злясь, смял лист, бросил его в корзину. Наверное, он ждал, что цифра эта придаст его мыслям какое-нибудь иное направление. Но миллионные долги, да еще им самим выписанные на бумаге, лишь хлестнули по нервам, жестче напомнили о том, кто он в зачем сидит в этом большом кабинете.
«Болезненное восприятие у человека, — неожиданно посторонне подумал о себе Уржумов. — Зрение не выносит больших цифр, слух — шума». Он попытался сосредоточиться на чтении бумаг и — не смог.
«Да в чем же дело?»
Несколько минут сидел неподвижно, прислушивался к себе. «Болен я, что ли?» — подумал тревожно.
— Лидия Григорьевна! — вызвал он по переговорному устройству секретаря. — Минут десять не пускайте ко мне никого.
— Поняла. Динамик отключился.
«Почему она говорит по?няла, а не поняла??» — с раздражением, которое не мог унять, подумал Уржумов.
Выйдя из-за стола, он снял китель, распустил галстук. Стал круто вращать туловищем — затрещали суставы.
— Вот так, так... — приговаривал Уржумов, чувствуя, как приятно разогревается тело. — А то словно чугуном налили... Бегать надо, Константин Андреевич, бегать. От всех болезней...
Теперь наклониться... Еще разок...
Остановился, передохнул. И опять встал перед глазами Бортников, их сегодняшний разговор на Сортировке, письмо Забелина. Эх, Забелин, Забелин!..
Уржумов услышал, как отворилась дверь, повернулся — на пороге стоял Желнин. Улыбался:
— Чтобы тело и душа были молоды, Константин Андреевич?
Уржумов смутился, стал быстро приводить себя в порядок. Говорил, не поднимая глаз:
— А знаешь, Василий Иванович, хорошо! Кровь по телу прошла, заиграла.
— Спортом вам надо заниматься, Константин Андреевич. — Желнин какими-то неслышными шагами пересек кабинет, сел к столу Уржумова. — Вот поправим дело...
— Обязательно поправим, Василий Иванович! Сил у дороги хватит.
— У дороги-то, конечно...
Желнин спохватился, замолчал. Поспешил сменить разговор:
— Что там, на коллегии, было?
Уржумов не торопился с ответом. Надел очки, потом снял их, стал протирать стекла носовым платком. Тянул время — говорить сейчас с Желниным не хотелось.
— Ну, что... Я же тогда звонил вам: заслушали мой отчет, все честь по чести. Потом навалились — за срыв регулировочного задания, за опоздания поездов, за погрузку... Вот, миллиончики висят... Прижали за них к стене, что называется... Ладно, соберем на днях всех начальников служб, поговорим подробно. Коллегия была серьезная.
— А Семен Николаевич?
Уржумов заметил, как напряглось в ожидании ответа лицо первого заместителя. Подумал: «Что уж ты ловишь так — кто сказал? что сказал?..» Ответил как можно спокойнее:
— Дали нам на исправление квартал.
Желнин с заметным разочарованием откинулся на спинку стула.
— За квартал не успеем. Шутка сказать — четыре миллиона тонн! Это сколько же надо грузить в сутки, чтобы долг покрыть!
— Ну, сколько успеем. Главное, сдвинуть дело с мертвой точки, не наращивать задолженность. Тогда все будут видеть, что не зря мы с вами тут сидим, — и Уржумов выразительно постучал костяшками пальцев по крышке стола.
— Да, наверное... — рассеянно качал лысиной Желнин.
На пороге кабинета беззвучно возник помощник Уржумова — горбоносый пожилой человек, в выправке которого легко угадывался бывший военный. Терпеливо и молча ждал.
— Слушаю, Александр Никитич, — сказал Уржумов.
— Звонил Колобов, из обкома, просил вас приехать в три часа, — четко доложил помощник.
— Сказал зачем?
— Нет.
— Хорошо, идите. Я позвоню ему.
Уржумов набрал номер.
— Сергей Федорович?.. Добрый день. Уржумов... Да, мне помощник сказал... Как дела? Вот позавчера с коллегии прибыл. Не хвалили, конечно. Не за что хвалить... Да, мы мероприятия наметили, считаю, что они... для вас экземпляр прихватить? Хорошо. В три буду.
Помрачнев, Уржумов положил трубку. Сказал после паузы Желнину:
— Директора заводов бить меня сегодня собираются. В три часа совет у них, почему-то в обкоме проводят.
— Неспроста это...
— Разумеется. Сегодня утром Бортников у нас на Сортировке был.
— Я в курсе, — Желнин поднялся. — Вы уехали, и мне позвонили.
— Вот что, Василий Иванович. Проводи-ка селекторное без меня. Я посижу, к совету подготовиться надо.
— Конечно, Константин Андреевич! О чем речь!
Желнин торопливо вышел из кабинета.
IV.
Капитолина Николаевна, еще за дверями приготовив одну из «пробивных» своих улыбок, шла по ковровой дорожке к столу Желнина. Стол был старинным, с толстыми точеными ножками, грузный и прочный. Гвоздева, пока шла, успела подумать, что таких столов мало уж встретишь в кабинетах больших начальников, — мебель повсюду современная, полированная, а первый заместитель начальника дороги почему-то держит в кабинете это вот «ретро».
Желнин, оторвавшись от бумаг, смотрел, как она шла; не выдержал напора ее улыбки, улыбнулся в ответ. Радушным жестом показал на кресло перед столом.
Гвоздева, благодарно и вместе с тем с достоинством кивнув, села.
— Василий Иванович, — начала она, — я представляю здесь...
— ...Вогольский завод, я знаю, — нетерпеливо перебил ее Желнин, но прежняя приветливая улыбка жила на его лице. — Мне ваш Гаджиев звонил.
— Да, директор и Константина Андреевича вызывал...
— Потом и ко мне обращался. Да... Но вы напрасно, я думаю, приехали, милая...
— Капитолина Николаевна, — быстро подсказала Гвоздева и, наверное, малость поспешила с этой подсказкой, а главное, с тоном, каким она у нее получилась, — вроде бы намекала на то, что обращение «милая» здесь неуместно. Она, дескать, в кабинете по вполне официальному делу, так что будьте любезны... Но слово не воробей, вылетело — не поймаешь...
Желнин перестал улыбаться, лицо его построжело.
— Вот я и говорю: зря вы ехали, Капитолина Николаевна. («Суши-то, суши сколько в голосе!») План по
