Малолетки нас за старших признали.
– Врачи, я тебе скажу... В натуре. Совдеповские. Ты бабки внесла?
Мы бабки не вносили. Врачи знали, что многие от тюрьмы отдыхают, но, если есть сигнал – лечить положено. Тем более что многие заражались уже здесь. За нарушения частенько выписывали, поэтому с врачами старались ладить.
Обе заведующие отделениями, молодые теплые ироничные женщины, и нынче – в друзьях моих. Там и они признали меня за своего. Удивлялись, как умудряюсь нормально себя чувствовать среди блатных.
Много разглагольствовал перед врачами о так называемых «проповедниках порядочности» в любой среде. Убедил, что Маэстро – из «проповедников».
Если кому светила ненужная выписка за нарушение, уговаривал повременить. Часто отсрочивал выписку.
Сейчас здесь «не режимка». Милиции нет. Тогда было два поста. У выходов.
Врачи с милицией враждовали. Регулярно писали друг на дружку рапорты. Еще бы, медики – почти все женщины. Не скучно им на даче нашей приходилось. Были случаи, когда милиция не спешила с поддержкой. На ночь вообще всего две сестры оставались. Одна – наверху, в мужском отделении, другая – внизу, в женском.
Сколько раз нижние сестры вниз меня кликали: Семка по кличке Садист, прорвавшись в женское, грозился персонал подрезать, если интим разрушать будет.
Мы с Семой относились друг к другу с симпатией.
Серьезные, хоть и глупые, статьи за ним были. Неизвестные ментам. И сейчас не скажу какие, вдруг подведу. Но кровь стыла от его откровений. Да и по известным статьям накопилось у него семнадцать лет сроку.
– У меня такое мнение, что тут пара «голубых» имеется. В натуре...
На следующий день после моего поступления, доставили новенького. Отделение сотряс вопль:
– Все на коридор!!!
На коридоре один из мелких малолеток, бывших малолеток, потому как имел за спиной шесть лет срока, указывая скучившемуся контингенту на новенького, зло информировал:
– «Гребень». Был «опущен» на пятьдесят третьей. Как общаться с «гребнем», все знают?! Сигареты можно давать, брать нельзя, бить только ногами, хавает в стороне...
Новенький – огромный, толстый парень – жалко улыбался контингенту. В этот же день от греха подальше отправили его на «слободку».
– В первую палату бича вчера завезли. Воняет гад. В натуре...
Надо мной была свободная нарка. Ночью бросили на нее новенького. Сквозь сон видел, что голова его замотана полотенцем.
Утром гляжу: вся постель моя в темных крупинках. Блохи с него дохлые сыпались на меня всю ночь.
Забили бы новенького до смерти. Насилу угомонил малолеток. В конце концов, нос расквасили, заставили обриться наголо и на матрац в узкий коридор переселили. В коридоре на матрацах вечно пара бомжей обитала. И в женском отделении тоже, лысые такие заискивающе улыбающиеся создания в коридоре вполне по-подзаборному валялись.
– Девки тут классные лечатся. В натуре, на такой, если не знать, жениться можно...
Милиция здесь была схвачена.
Если при фраере очередном, свежем имелось что ценное, отбирали, снимали (некоторые с магнитофонами являлись, один, непосредственный, при обручалке оказался). Почти все отдавали милиции. За это наверх доставляли женщин. Иногда пускали вниз мужчин.
Женщины, в основном из «жучек», с тюремным опытом, поднимались добровольно, чувствовали себя уверенно. С верхней нарки опускалось одеяло – чем не отдельный номер?! На акустику внимание не обращали. Романы завязывались. «Жучки» предпочитали кавалеров поблатнее, поавторитетней.
Сидели часто в последнем, «воровском», купе компанией, «дурь» курили, «фанфурики», лосьоны попивали. Время от времени резвились вместе с любимыми, над новенькими измывались. Развлечения женщин отличались изыском. Был, например, случай: спящему сорокалетнему мужчине дамочка подожгла спичкой волосы на мошонке. Радовалась очень реакции. Тот, проснувшись и управившись с огнем, только испуганно улыбался, тер обожженное место.
Как-то попался вреднющий сержант-вертухай, конопатый, грузный, без единой морщинки на лице и подло жизнерадостный.
Потрепанного магнитофона ему показалось мало.
Закапризничал, требовал, чтобы ему непременно сдали трех тузов против трех семерок, вот такая вожжа попала ему... Причем Маэстро к картам не подпускал, знал, на что тот способен. Я ему казался безобидным. Заупрямился:
– Пусть сдаст он, – и указал на меня. Сдуру – сдал.
Наверх доставили девчонку-малолетку. Симпатичную, хрупкую пятнадцатилетнюю наркоманку. Пацанку милиция заманила к нам обещанием порции «дури». Наверху девчонка поняла, во что вляпалась. Заупрямилась, утверждала, что девственница. В диспансер ее за наркоту мамаша сдала, на профилактику. Уже и на минет детеныш этот перепуганный соглашался, только просил объяснить, как это делается.
Я Маэстро в сторону отвел. Решили так, если не угомоним малолеток, уложу ее с собой. Закон: чужую женщину без разрешения не тронь. Эта же раздражала публику именно тем, что ничья, и быть «чьей» не собирается. Дура.
