он умнее большинства местных полицейских. Идея была неплохой: украсть техасский скот и перевезти его через границу индейской территории, где нас уже не тронут власти Техаса. Придумано ловко. Этот парень верно смекнул: техасский полицейский будет долго искать местного шерифа, который согласился бы рисковать жизнью ради того, что напрямую его не касается. Я думал, нам не о чем беспокоиться, — Тернер презрительно фыркнул, — я и представить себе не мог, что Морган вдруг сделается таким психом.
— Он не псих.
— Не псих? — Тернер приподнял мохнатую бровь. — А как по-твоему, что было бы, если бы мы отказались выполнить его приказ и не поехали бы искать этих проклятых бычков?
Бартелл пожал плечами:
— Я не знаю. У меня не было желания это выяснять.
— Так я тебе скажу: он бы взял свой револьвер и выпустил в нас по пуле.
— Нет, он не зашел бы так далеко.
— Можешь поручиться жизнью?
Бартелл молчал.
— Я так и думал.
— Ну хорошо, и что ты собираешься делать?
— Я? — Тернер пожал плечами. — Пока ничего. А вот когда Морган продаст скот и у меня на руках будет моя доля, я тут же смотаю удочки.
— Ты ошибаешься, — приподняв шляпу, Бартелл вытер пот с лысеющей головы, — мы оба знаем, отчего бесится Морган, и дело вовсе не в пропавших бычках.
— Я уже не могу слышать про эту рыжую бабу!
— Он получит ее и придет в норму. Разве ты сам никогда не горячился из-за женщины?
— Нет, так, как он, никогда. Черт, да для меня все бабы одинаково хороши.
— Он угомонится.
— Если все пойдет так, как ему хочется.
— Я еще не видел женщины, которая могла бы ему отказать.
— Ну и что? Может быть, эта станет первой. В любом случае сегодня вечером я не вернусь в хижину.
— Что?
— И ты тоже.
— А ты за меня не решай!
— Погоди! Выслушай меня. — Тернер усмехнулся. — Морган велел нам не возвращаться, пока не найдем всех бычков, так?
— Да.
— Ну вот мы и будем их искать. А вернемся завтра, к вечеру. Приведем бычков, как он нам и сказал. К этому времени ребята должны заклеймить почти весь скот. Утрем Моргану нос! Пусть-ка поработает за нас сам.
Бартелл молчал.
— А что Морган может нам сказать? Ведь он сам велел не приходить, пока не найдем весь убежавший скот.
— Сначала его надо найти, а это может оказаться не так легко, как тебе кажется.
— Мы соберем всех бычков за час.
— Почему ты так уверен?
— Посмотри-ка вон туда. — Тернер показал вдаль, на поросший травой холм. — Хочешь, поспорим, что они там?
— А что мы будем делать, когда соберем их?
— Заляжем в каком-нибудь уютном тенистом местечке и будем отдыхать.
Бартелл задумался. Ему и самому надоело самодурство Моргана, и он не меньше Тернера мечтал исподтишка насолить ему. А что, в самом деле, он им сделает? Они приведут всех бычков, как он им и приказывал. Бартелл пожал плечами:
— Что ж, идея как будто неплохая.
— Парни сейчас, наверное, только-только вернулись в хижину, поливая потом свои железные клейма.
— И проклиная грозу…
Эта мысль развеселила Тернера. Захохотав, он пустил свою лошадь галопом.
Смеркалось. Рид остановил фургон на ночь возле узкого ручья и занялся лошадьми, а Честити пошла прогуляться по берегу.
Девушка смотрела на блестящую струйку воды, отражавшую закатные лучи солнца. Сердце ее переполняли тысячи разных чувств, не передаваемых словами. Сопровождая Рида в этой поездке, она неожиданно для себя распростилась с кошмаром прошлого. В бурном потоке на переправе она победила свои навязчивые страхи. Ей уже никогда не стать их рабыней.
Но с каждым часом ею овладевали новые ощущения. Солнце, припекавшее плечи, запах прерии, необъятные просторы, окружавшие ее со всех сторон, — все это вызывало чувство беспечной свободы, согревало душу и поднимало настроение. Она не могла объяснить, почему эти места казались ей такими знакомыми, но все больше и больше убеждалась, что едет домой.
Внезапно она поняла, что дрожит, подняла руку к глазам и почувствовала на пальцах влагу. Сзади послышались шаги, и девушка резко обернулась.
Рид стоял рядом и смотрел на нее своими поразительно голубыми глазами. Этот взгляд, казалось, проникал в самую душу.
— Почему ты плачешь?
Она отвела глаза.
— Я не плачу.
Рид ладонью вытер ее мокрую щеку.
«Как объяснить ему мои чувства?» — подумала она. Во время грозы ей вдруг открылась истина: она поняла, что его объятия — это блаженство, которое она неосознанно искала всю жизнь. Лежа рядом с ним, прижимаясь к его теплому телу, она забывала о прошлом и не думала о будущем. В такие моменты для нее существовало лишь настоящее, наполненное потрясающими эмоциями, которые он ей дарил. Но разве могла она сказать ему об этом сейчас? Он смотрел на нее так, как будто во всем свете не было ничего важнее их двоих, и ей совсем не хотелось от него уезжать.
Разве могла она раскрыть ему свою душу, а потом сообщить, что хочет его оставить?
— Честити, пожалуйста, не мучай себя, милая.
— Ох, Рид, мне бы хотелось…
Она осеклась, наткнувшись на его взгляд. Было видно, что в нем борются противоречивые чувства. Наконец он принял решение и прошептал:
— У тебя свои обязательства, у меня — свои. Они уводят нас в разные стороны. — Рид схватил ее за руку и взволнованно продолжил: — Но не надо думать об этом сейчас. Эта ночь наша. Мы здесь совсем одни. Завтра наступит через несколько часов, а пока есть только я и ты, Честити.
Рид обнял ее и прижал к себе. Честити почувствовала, как содрогается его сильное тело, и подняла лицо. Она увидела страдание в его взгляде, и сердце ее сжалось от боли. Его желание было и ее желанием. Вскинув руки, девушка зарылась пальцами в волосы Рида и притянула к себе его голову. Она раскрыла губы, чтобы полнее ощутить сладостный поцелуй, и отдалась ему, растворившись в море нежности и любви.
— Как ты думаешь, что они сейчас делают? — спросил Тернер, грубо хохотнув.
Солнце садилось. Они развели костер и разложили свои походные постели, выбрав такое место, где ветерок и жаркое дневное солнце полностью высушили землю. Ночь обещала быть теплой и приятной. Черт, все складывается как нельзя лучше!
Оторвав зубами кусок вяленого мяса, Тернер принялся жевать его с довольной улыбкой.
— Морган наверняка рвет и мечет. Небось весь день гонял Уолкера и Симмонса, а сам то и дело поглядывал, не едем ли мы.
— Да, но я не понимаю, чему ты радуешься, — сказал Бартелл, нахмурившись. — Если Морган такой
