она в ряде пунктов применяла буржуазные методы. Если вы думаете, что здесь есть противоречие, то вы ошибаетесь: Ленин, диктатор фактов, был прав и в том, и в другом случае.
Вот что Ленин называл кривизной прямой линии. Эта прекрасная и могучая формула не означает никаких арабесок, зигзагов и вывертов, Нет, она заставляет вспомнить о прямизне параллелей, огибающих земной шар, или о кривизне пространства по Эйнштейну.
И в этих условиях надо было как можно скорее отправиться в великий решительный путь. Провести хозяйство через все необходимые этапы в русло социализма, систематически развивать его.
Через год после введения нэпа, в 1922 году; Ленин заявил на XI съезде партии, что «отступление кончилось, дело теперь в перегруппировке сил». И добавил: «гвоздь положения — в людях, в подборе людей». После XI съезда Сталин был избран генеральным секретарем ЦК Российской коммунистической партии. Он немедленно организовал силы партии, пожалуй, можно даже сказать, реорганизовал партию для работы над построением социалистической экономики страны.
Положение оставалось грозным. Западные правительства все еще держали за пазухой нож. Попытки добиться от них чего бы то ни было кончились неудачей, — кроме Скандинавских стран и Германии. С последней был заключен Раппальский договор, создавший известную солидарность (солидарность в беде). Генуэзская конференция с другими странами провалилась. Предлогом к ее срыву послужил отказ большевиков от царских долгов. Европейские державы в это время были заняты восстановлением своего расшатанного войною хозяйства, — восстановлением за счет 90 миллиардов франков, взятых в долг у Соединенных Штатов (не считая военных займов). А несколько позже вышеозначенные великие державы в один прекрасный день блистательно отказались платить долги США, проведя сенсационное разграничение между деньгами, которые следуют им, и деньгами, которые следуют с них. О своих долгах они решили официально забыть, все свои долговые обязательства зачислить в категорию бумажного хлама. При этом они не имели тех моральных оснований, какие имела, отказываясь от царских долгов, советская власть. А эти основания были, повторяем, еще до войны торжественно провозглашены даже самыми умеренными русскими общественными деятелями. Царские займы были заключены деспотическим правительством исключительно ради своих собственных интересов и для подавления народа. Всякий согласится, что есть разница между революционным правительством, отказывающимся отвечать за расточительство царя, врага своих подданных, — и правительствами, отказывающимися от собственной подписи (после весьма основательного выжимания репараций из побежденных).
Большинство советских граждан питалось пшенной кашей, в то время как кучка нэпманов жирела вовсю; ответственные работники падали в голодный обморок на работе от недоедания. В такой обстановке начиналась работа по созиданию будущего.
Работа умная. Работа, имеющая целостную перспективу. Прежде всего необходимо было наметить основное направление. Тут марксистская теория и марксистская практика получили астрономический размах. Они шли рука об руку, ибо только теория может научить практику, каким образом заложить фундамент на том месте, где нужно. Теория намечает траекторию от начальной точки к конечной. Если теория правильна, она посылает радиоволны в будущее. Сталин повторяет вслед за Лениным, что теория есть мощный рычаг событий. Всякому, кто видел Сталина за работой, известно, что характернейшая его черта — это уменье охватывать положение одновременно в целом и в частностях, выдвигать более существенное на первый план, заострять все внимание на том, что в данный момент наиболее важно.
Следует отметить, что когда такие знатоки дела, как Куйбышев, который был председателем Госплана, говорят о работе Сталина, то они никогда не говорят просто — он сделал то-то и то-то, а всегда добавляют: он сделал это вовремя.
Первый животрепещущий вопрос, который надо было разрешить, — крестьянство. В Советской стране крестьянский вопрос был и все еще остается сложнейшим.
Прежде всего, — не следует забывать, что для тогдашней России характерны были две черты: во- первых, это была страна аграрная, во-вторых — отсталая. Пространство, словно вехами отмеченное по краям Петроградом, Одессой, Тифлисом, Владивостоком, Архангельском, до революции оставалось беспорядочной и неслаженной феодальной страной, — она расстилалась вокруг декоративного Кремля с его алмазными коронами и иконостасами, по ее дорогам с блеском уносились кутить за границу великие князья и богатые баре. Половина земли принадлежала еще вчера 18 000 дворян, а другая половина — 25 миллионам крестьян. Несообразность такого положения сказывалась на всем. Крайне отсталая промышленность была сосредоточена в нескольких довольно крупных центрах и почти наполовину (43 %) зависела от иностранного капитала.
Но современное государство может расти только на основе промышленности. И именно на основе промышленности надо было превратить великое пространство в великую страну.
Даже с точки зрения интересов крестьянства? Да, даже с точки зрения экономического и политического развития крестьянства: только при помощи индустрии можно было разрешить проблему социалистической перестройки деревни.
Итак, «центр тяжести» народного хозяйства «переместился теперь в сторону индустрии» (Сталин). Это легче сказать, чем сделать, когда перед тобою безбрежным океаном расстилаются голые степи, поля и леса. Но без этой смелости перед чистым листом бумаги — начать было нельзя.
Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими собственными силами необходимое оборудование, — вот в чем суть, основа нашей генеральной линии.
Так говорит Сталин
Мысль его, — а это и ленинская мысль, — такова: мало сказать, что партия должна идти по пути развития промышленности. Надо еще выбрать определенные отрасли индустрии. «Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее, — провозглашал Сталин, — состоит в развитии тяжелой промышленности (топливо, металл и т. п.), в развитии, в конце концов, производства средств производства».
А это значило развивать то, что в момент, когда произносились эти слова, было равно почти нулю, — в результате отсталости за последние столетия, разрушений, перенесенных за последние годы, а отчасти и сдвигов, произведенных в архитектуре экономических планов введением пока еще необходимого нэпа.
Но указание Ленина было ясно: «Тяжелая индустрия нуждается в государственных субсидиях. Если мы их не найдем, то мы, как цивилизованное государство, — я уже не говорю, как социалистическое, — погибли». То же самое говорил по поводу тяжелой промышленности и Сталин.
Здесь надо открыть скобки и привести некоторые дополнительные соображения. В самом деле, индустриализация — это политика, рассчитанная на длительный срок, которая вовсе не напрашивалась сама собою с первого взгляда. Напротив. Более рациональным казался совсем другой выход: начать — поскромнее — с восстановления и развития легкой промышленности (текстильной, пищевой, предметов широкого потребления), накормить и одеть население, удовлетворить неотложные общественные нужды, дать ответ на наиболее острые и настойчивые требования … Ведь средний человек, многоликий аморфный гражданин, колосс, рыхлый, как снежная баба, всегда предпочитает «начинать с начала».
И вот снова возник конфликт (лишь недавно разрешившийся) — между логикой, уткнувшейся носом в землю, и логикой гигантских масштабов, между дальновидными людьми, несущими тяжесть заботы о будущем, и пустыми близорукими людишками.
Начинайте с маленького, а потом уже переходите к большому — говорили людишки. — Этим вы уменьшите общественные жертвы, сократите период лишений, успокоите жалобы, облегчите внутреннее умиротворение страны. Стоит ли очертя голову браться за строительство гигантов, когда кругом деревня, стоит ли стремиться к мировым рекордам, когда не хватает самого необходимого?
Но:
Ваша точка зрения неправильна, товарищи!
И логика, и уверенность в будущем отвечают и разъясняют устами Сталина: да, если бы мы начали с
