— Действительно, вроде голодных зверей стали. Пошли догонять командира, хлопцы.
Идти становилось все труднее. Северный ветер нагнал из трещин на поверхность льда много воды. Она смерзалась на подошвах. Лед стал словно зеркало. Ноги скользили по нему, не находя точки опоры, разъезжались в стороны. Тяжелые вещевые мешки, неуклюжие маскхалаты еще больше затрудняли движение. То и дело кого-нибудь из ослабевших от голода курсантов, подгоняемых ветром, сносило к немецким позициям, и тогда тишину прорезал отчаянный, леденящий кровь крик:
— Братцы! Помогите!
Дважды несло в сторону и Алексея, но его выручила случайно оказавшаяся в кармане шинели вилка. Отталкиваясь ею от блестящей поверхности льда, он местами ползком, местами на четвереньках выбирался обратно к дороге.
Так среди ледяного безмолвия, нарушаемого лишь свистом ветра да хлопками редких ракет в небе, прошло два часа. Незаметно скрылись шедшие впереди группы курсантов, перестали попадаться встречные грузовики. Шли молча, низко опустив головы от ветра, думая об одном: лишь бы не упасть, не отстать от товарищей.
— А верно ли мы идем? — первым остановился и крикнул шедшим вслед ребятам Алексей. — Не к немцам ли?
Действительно, разрывы ракет как бы сместились в сторону, а робкие, как огонек свечи, фары машин вспыхивали то далеко справа, то слева. «Все, — подумал Миша, — конец. Идем прямо к немецкому берегу». Первым желанием было сбросить вещевой мешок и кинуться обратно в спасительную темноту, откуда только что пришли. Внезапно из мглы вынырнула сначала лошадиная морда, потом подвода, груженая мешками. Не сговариваясь, все бросились к ней. Усатый ездовой в полушубке сказал:
— Верно идете, сынки.
Васятке показалось, что он видит впереди несколько нерастаявших холмиков снега. Если наступать на них, то идти немного легче — не так скользко, можно маленько передохнуть, подождать товарищей, не боясь, что ветер отнесет тебя в сторону. Поэтому он свернул чуть вправо, но успел сделать лишь несколько десятков шагов и внезапно с головой провалился в воду. Видимо, полынья образовалась совсем недавно после подвижки льда. Двухпудовый мешок, разом отяжелевшая шинель, длинный неуклюжий маскхалат тянули ко дну. Отталкиваясь от воды руками и ногами, чувствуя, что вот-вот кончится запас воздуха, Вася сумел вынырнуть на поверхность и несколько секунд глубоко и тяжело дышал, приходя в себя. Подумал: неужели он, сибиряк, чалдон, столько сделавший за этот трудный год, сейчас утонет? Обидно. Вещевой мешок давил на плечи, лямки сжимали грудь, и Васятка решил сбросить мешок в воду. Он уже успел освободить одну лямку, но тотчас же спохватился. Как он сможет заниматься без учебников? В мешке обмундирование, постель. Нет, мешок надо сохранить во что бы то ни стало. Так с мешком за спиной он и поплыл. Несколько гребков — и он у тускло белеющего края полыньи. Васятка попытался выбраться на лед — слегка выпрыгнул из воды, отжался на руках и навалился грудью, но уцепиться руками было не за что. Дувший в лицо и грудь ветер легко столкнул его обратно в черную воду. Тогда он закричал, что было сил:
— Тону! Спасите!
Никто не откликнулся — вероятно, ветер относил его голос в сторону. Только с третьей попытки ему удалось каким-то чудом лечь животом на край льдины и продвинуться немного вперед, блеснула слабая надежда: «Может, выберусь?», но сильный порыв ветра снова столкнул его в воду. Теперь он почувствовал, что силы покидают его, а икры ног сводит судорога. «Гибну, — подумал он. — Ребята ушли далеко. А самому ни за что не вылезть».
— Спасите! — вновь что было силы закричал он. — Ребята! Васятка тонет! Спасите!
Мише Зайцеву показалось, что сзади донесся какой-то странный крик. Он остановился и прислушался. Похоже было, что просят о помощи. Миша посмотрел вокруг. Впереди, согнувшись, тяжело ступая, шли Алексей, Степан, Пашка, Юрка. Васятки ни впереди, ни сзади не было. В этот момент он снова, теперь отчетливо услышал: «Спасите! Васятка тонет!» Предупредив ребят, Миша бросился обратно. К счастью, они не успели далеко отойти. Черная тусклая вода блеснула неожиданно метрах в пяти. В первый момент Васятку Миша не увидел, и его охватил страх: «Неужели опоздал, и он утонул?». Но, всмотревшись внимательно, заметил у кромки льда светлую голову. Шапку Вася, видимо, потерял. Миша быстро сбросил вещевой мешок на лед и осторожно, по-пластунски пополз к краю полыньи. Ползти было страшно — даже, когда он останавливался, чувствовал, как ветер все равно подталкивает его к жуткой черной воде. Одной рукой Васятка держался за край льдины, вторую, как можно дальше, выбросил вперед, навстречу Мише.
— Бросай мешок! — крикнул Миша, заметив, как край мешка белеет из воды. — Иначе не вытянуть тебя.
Не отвечая, напрягаясь из последних сил, Васятка попытался дотянуться до брошенного Мишей ремня. Вот-вот он схватит его, оставались считанные сантиметры. Миша тоже напрягся сильнее, широко разбросал ноги, цепляясь носками за лед, чтобы задержаться и не сползти в полынью, но хлестнул порыв ветра и Васятка снова с головой погрузился в воду. Подбежали Алексей и Степан. У Алексея в руках была лыжная палка, и сейчас, лежа рядом с Мишей, он двигал ее навстречу Васятке.
— Прикажи этому идиоту сбросить мешок, — жалобно сказал Миша Алексею. — Иначе не вытянуть. Утонет. У него больше нет сил.
— Петров! Приказываю немедленно бросить мешок! — крикнул Алексей. — Хватайся за палку двумя руками!
Втроем они осторожно подтаскивали Васятку за лыжную палку и, наконец, с трудом вытащили на лед. Зацепив лямку за локоть руки, Васятка тянул за собой мокрый мешок.
— Вот обалдуй, — восхищенно сказал Миша. — Сам чуть не утонул, а мешок не бросил. Я б давно на него плюнул.
— Шибко, Миша, книг жалко, — объяснял Вася дрожащими губами. Он стоял на льду без шапки, с него ручьями стекала ладожская вода.
— На, шапку надень, — Алексей снял черную ушанку. — И бегом марш — пока не согреешься.
В спасении Васятки Паша Щекин не участвовал. Он успел уйти довольно далеко вперед и, когда через час ребята догнали его, страшно удивился, сказал, что абсолютно ничего не слышал и не видел.
— Провалиться мне на этом месте, пацаны, — клялся он, глядя своими чистыми синими глазами. — Я б Васятке первым на помощь бросился.
«Очень странно, — подумал Миша. — Когда я крикнул, что Васятка тонет, Пашка шел метрах в двадцати. Неужели ничего не слышал?»
Часа через полтора дорога привела их к маленькому острову — клочку земли, затерявшемуся среди озера. Первым увидел его Миша. Дома мама называла его «глазастиком» за способность замечать то, чего другие не видели. Она вообще обожала наделять сына всяческими кличками: «пухляк», «ушастик», «глазастик», «ацинму», то есть умница. Когда Миша увидел остров, он вспомнил, что на их пути через Ладогу два острова — Сухо и Зеленец. Сухо велик. Кроме того, на нем известный маяк. Здесь же никакого маяка не было. Значит это Зеленец.
На острове стоял лыжный батальон. Васятка обсушился у печурки в палатке, согрелся. Боец дал ему хлебнуть из фляжки глоток водки. После ледяного купания у него не было даже насморка. От Зеленца до Кобоны оставалось всего восемь километров…
