Негромкое раздраженное ворчание долетело со стороны Дома. Окна задребезжали. Одна или две черепицы соскользнули с крыши и разбились вдребезги о землю.
Мне надо быть осторожным, подумал Харви, Худ начнет сердиться. Риктус эхом отозвался на эту мысль.
«Я надеюсь, ты не играешь с мистером Худом, — предупредил он, — потому что он не любит таких игр».
«Он хочет, чтобы я был счастлив, не так ли?» — спросил Харви.
«Конечно».
«А как насчет того, чтобы что-нибудь поесть?»
«Кухня полна», — сказал Риктус.
«Я не хочу пирогов и горячих сосисок. Я хочу... — он замолк, тщательно роясь в своей памяти и вспоминая названия деликатесов, о которых он когда-либо слышал — жареного лебедя и устриц и эти маленькие черные яйца...»
«Икру?» — спросил Риктус.
«Ага! Я хочу икру!»
«На самом деле? Она омерзительна».
«И все же я ее хочу! — сказал Харви. — И лягушачьи ножки с хреном и гранатовым соком».
Еда уже появилась в коридоре, одна дымящаяся тарелка на другой. Запахи сначала изводили танталовыми муками, но чем больше блюд добавлял к списку Харви, тем более тошнотворной становилась смесь. Однако его меню, состоящее из настоящей еды, быстро подошло к концу, поэтому вместо того, чтобы давать Дому простые рецепты вроде фрикаделек и пиццы, он начал изобретать блюда.
«Я хочу омаров, приготовленных в лимонаде, и бифштексы из конины с соусом — желе, и сыр из прессованного творога, и суп — пепперони...»
«Погоди! Погоди! — воскликнул Риктус. — Ты слишком спешишь».
Но Харви не останавливался.
«...и жаркое из брюссельской капусты с улиточьей помадкой и со свиными ножками...»
«Погоди!» — взвыл Дом.
На этот раз Харви остановился.
В пылу своего открытия он даже не глянул, продолжает ли Худ снабжать его всем этим съестным, но теперь он увидел, что блюда, которые он потребовал, громоздились в коридоре столь высокими грудами, что угрожали снести ковчег и отправить его в плаванье по омерзительному морю сластей и жаркого.
«Я знаю, что ты делаешь», — сказал Худ-Дом.
Ое-ей, подумал Харви, он разгадал меня.
Он перевел взгляд с еды у двери на фасад и увидел, что его план истощить волшебство Дома и вправду действует. Теперь многие окна треснули или разбились, двери облупились и свисали с петель, доски крыльца, покрытые плесенью, вспучились.
«Ты испытываешь меня, да?» — сказал Худ. Его голос никогда не был мелодичным, но теперь он был еще безобразнее, чем обычно: как бурчание в животе у Дьявола. «Признайся, вор!» — сказал он.
Харви глубоко вздохнул, затем сказал:
«Если я собираюсь стать твоим подмастерьем, мне необходимо знать, насколько ты силен».
«Ты удовлетворен?» — требовательно спросил разрушающийся Дом.
«Почти», — сказал Харви.
«Чего же еще ты хочешь?» — спросил Дом.
Действительно, чего же еще, подумал Харви. Его мысли крутились среди нелепых перечислений, у него мало что оставалось по части требований.
«Ты можешь получить последний подарок, — сказал Худ-Дом, — одно, последнее, доказательство моей мощи. Потом ты должен навеки веков признать меня своим Повелителем. Согласен?»
Харви почувствовал, как струйка холодного пота сбегает по спине вдоль позвоночника. Он уставился на пошатывающийся Дом, и мысли у него в голове завертелись. Чего еще потребовать?
«Согласен?» — прогудел Дом.
«Согласен», — ответил Харви.
«Итак, говори, — продолжал Дом, — чего же ты хочешь?»
Харви посмотрел на крошечных животных вокруг ковчега и на цветы, и на еду, выползавшую через дверь, подобно блевоте. Что же он должен потребовать? Одно, последнее требование, чтобы сломать Худу хребет. Но что? Что?
